Аркли ждал, пока тот закончит. Потом прокашлялся, посмотрел на Кэкстон (взгляд был непостижимым) и сел обратно.
— О чем вы на самом деле меня просите? — сказал он наконец. — Выкладывайте. Я человек занятой.
— Я хочу защитить своих патрульных, — ответил комиссар.
Его поведение неописуемо изменилось — он выиграл, и он знал это.
Он присел на край стола. Они с Аркли могли показаться двумя закадычными друзьями, выяснявшими, кто будет платить за ланч.
— Вот и все. Я хочу, чтобы вы дали мне делать мою работу. Всем, кто вовлечен в это расследование, нужны телохранители, так ведь? Еще два вампира должны быть убиты, но мы больше не можем терять сотрудников. Все должно быть сделано как по-писаному, с использованием наших наработанных приемов. Моих лучших приемов. Я не позволю больше использовать моих ребят как пушечное мясо.
У Кэкстон отвалилась челюсть.
— Очевидцы все рассказали мне о вас, Аркли. Я уже звонил вашему начальству в Вашингтон. Им было очень интересно услышать, как просто вы дали моим парням умереть, одному за другим, пока сами тянули время и скрывались в тени. Мои патрульные понятия не имели, что противостояло им, а вам плевать на это. За двадцать с лишним лет работы в силовых структурах я ни разу не слышал о таком…
— Заметано, — сказал Аркли.
— Я… вы… Постойте. Что вы хотите сказать? — Комиссар начал заикаться.
— Я хочу сказать, что согласен на ваши условия. Все остальное — вся эта чушь про использование патрульных в качестве пушечного мяса и угрозы позвонить моему начальству несущественны. Плевать мне на то, что, по-вашему, произошло за последние две ночи. Я был там, а вы — нет. Как бы то ни было, если вы намерены держать патрульную Кэкстон в качестве заложницы, я соглашаюсь на ваши требования.
Голова Кэкстон в жарком офисе пошла кругом.
— Вы это обо мне? — переспросила она.
Что-то здесь было не так.
29
Аркли поднялся снова, и на этот раз он собирался уйти. Кэкстон просто чувствовала это.
— Еще вопросы? — спросил он.
Комиссар кивнул.
— О да. Я хочу знать о каждом вашем шаге. У меня так много вопросов, что отныне вы будете чувствовать себя как секретарша.
Аркли улыбнулся своей самой страшной, собирающей все лицо в складки улыбкой. Ее он использовал, когда хотел, чтобы кто-то почувствовал себя незначительным.
— Ну, сэр, я планирую набег на логово вампиров завтра на рассвете. Это мой следующий шаг. Мне потребуется некоторая поддержка на местности, и я думаю, ваши патрульные подходят для этого как нельзя лучше. Предпринимайте любые меры безопасности, какие вам угодно, — противогазы, кевларовые бронежилеты, что хотите, но пусть они будут готовы и ждут на станции, ближайшей к Кеннет-сквер, в четыре тридцать утра завтра. Патрульному Кэкстон там быть не нужно.
Он повернулся, чтобы посмотреть на нее, и послал ей улыбку нового типа. Эта выглядела немного грустной.
— Вы, барышня, можете выспаться. Вы мне здорово помогли, выяснив место, где скрывается Райс.
У нее хватило ума кивнуть и пожать ему руку. Он ушел, не попрощавшись, — ну, она этого и ожидала. Но ей нужно было выяснить у него еще кое-что.
Комиссар дал ей увольнение на весь оставшийся день. Сначала Лора припустила на автостоянку в надежде поймать Аркли, пока тот не уехал. Ей нужно было узнать ответ на вопрос, который она не могла задать в перегретом офисе. На парковке Аркли расписывался за свою собственную патрульную машину без номерного знака, чтобы не зависеть от ее автомобиля. Он, казалось, разозлился, когда увидел ее, но, по крайней мере, не уехал, пока она стояла там и ждала его.
— У меня есть право знать, — сказала она ему. — Вы сразу же сдались у комиссара в офисе, как только он попытался забрать меня из дела. Вы такой крутой, а стали прикрывать меня.
Она попыталась добавить самоуверенности в свою речь, но все равно это выглядело так, будто она сама сомневалась в своей пригодности как человеческого существа.
— Что во мне такого важного? Почему вы не можете отпустить меня?
Сначала она поверила в то, что, по его словам, она, прочитав его рапорт, была лучше всех подготовлена к борьбе против вампиров. Позднее она подумала, что он, должно быть, растит себе преемницу. Когда он привез ее к Полдерам, она поверила, что он действительно хочет сохранить ей жизнь и на самом деле беспокоится о ее безопасности. Но потом, после ее провала в охотничьем лагере, он хотел отослать ее. Она уже ничего не понимала, ни того, почему он дорожит ею, ни того, почему он ею пренебрегает. Почему он пытался защитить ее, но ему было наплевать, когда она была ранена.
— В ту ночь, когда я взялся за это дело, — сказал он спокойно, — в ночь, когда мы встретились, немертвый шел за тобой до твоего дома.
Что это означало, она тоже не поняла.
— Я помню, — ответила Лора.
— Ты ввязалась в это дело еще до меня. Ты — часть его. Вампиры знают о тебе и чего-то от тебя хотят. Я был бы дураком, если бы выпустил тебя из виду.
Она вспомнила, что он рассказывал о Хазлитте. Если кто-то решился стать твоим врагом, дай ему то, чего он хочет. Вампиры хотели ее. Они охотились за ней, чтобы сожрать ее так или иначе. Поэтому она могла болтаться в их зубастых пастях, лишь бы Аркли смог подобраться к ним достаточно близко, чтобы дотянуться до их глоток.
— И это… все? — выдохнула она.
Сердце упало в груди. Все то время, пока она пыталась совершенствоваться, чтобы впечатлить его, было потрачено впустую.
— Это все, — сказал он.
Он открыл дверцу машины и забрался внутрь. Лора дала ему уехать.
Она была приманкой для вампиров. Вот и все, чем она была.
Она смотрела, как он уезжает. Она и понятия не имела, куда он направляется. Может, он сам хотел проверить подстанцию возле Кеннет-сквер или эксгумировать Эфраина Райса. А может, просто не хотел оставаться рядом с ней, может, боялся, что она начнет злиться.
Конечно, она была зла. И смущена. И печальна. И испугана. И лишь совсем немного спокойна.
Спокойна, ибо наконец выяснила, зачем она ему понадобилась при расследовании дела о вампирах. Теперь она знала, в чем можно поспорить с Аркли.
Она забрала свою машину и поехала по направлению к дому. Ее переутомленную голову немного успокаивал шорох шин по асфальту и звук работавшего двигателя. Она часто жмурилась и терла глаза, будто собиралась заплакать, но не плакала. Она даже не понимала, с чего бы ей вообще плакать. Из всех эмоций, боровшихся внутри ее, ни одна не была сильна настолько, чтобы потребовать такого выхода эмоций.
Ей хотелось есть, и она понимала, что будет плохо, если мысль о еде станет соревноваться с остальными мыслями. Лора притормозила у одного злачного местечка возле Ридинга, где делали хорошие сырные сэндвичи, и заказала себе «горе луковое», то есть сэндвич с луком, плавленым сыром и традиционными приправами. Она присела в маленькой кабинке со своим сэндвичем и диетической колой и принялась жевать. Это было здорово, но мысли ее были далеко, и вскоре язык перестал различать вкус. Она съела уже почти половину своего обеда, прежде чем остановилась на действительно важной мысли, той, которая вогнала ее в панику и заставила вскрикнуть.
