Отрывки

НАЧЕРТАНИЕ ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ БЕССАРАБИИ (Отрывок)

В Бессарабии по сие время существуют памятники, напоминающие Траяна.[1] Насыпные стены, или валы, носят еще имя его, но для чего они построены, неизвестно.

По преданиям и некоторым картам знаем мы только дорогу Траяна[2] (via Trajani); вал, называемый Нижним Траяном, носит имя его; легковерный примет его за направление пути победителя даков[3] и с удивлением, может быть, скажет: 'XVII веков еще не сгладили следов римлян!' — Но для чего же Траян увековечил направление пути своего только в Бессарабии?

Сей вопрос заставил меня обратить внимание на обманчивые предания и рассмотреть вал сей в отношении пути и защиты.

Принять его за направление пути может только одно неведение положения вала и почтительная доверчивость ко всему, что сказано устами предания.

Нижний Траян[4] (Траянов вал), начинаясь от Прута, в протяжении своем на восток состоит из двух линий: первая от с. Вадулуй-Исакчи имеет почти прямое направление до вершины озера Ялпуха, от которого вдруг сворачивает вправо к озеру Катлабугу и оканчивается, опираясь в оное ниже вершины версты на три. Вторая часть начинается от первой под прямым углом, отступив от оконечности также версты на 3, и тянется изломанной линиею через вершину озера Китая до озера Сасик, но не далее, хотя Кантемир и некоторые другие полагают, что вал сей идет за о. Сасик на восток по южной России.

Если вал сей есть ретрантамент,[5] построенный Траяном для ограждения провинций римских от набегов варваров, то при сооружении сей стены должны были быть соблюдены необходимые условия для удобности защиты. — Но здесь, напротив, все выгоды местоположения на стороне, прилегающей с севера.

Протяжение вала разделяет все пространство между им и Дунаем на части озерами, которые, начинаясь от него, впадают в Дунай — части защиты почти не имеют между собою сообщения, в тылу глубокая река почти в версту шириною. Это ли искусственная граница, положенная мудрым Траяном?

Все сии невыгоды с южной стороны вала и господствование его южной стороною ясно говорят, что он построен не Траяном, а, может быть, судя по названию вала, против него народом, который обитал тогда в Бессарабии.

Чтобы более убедиться в этом, то должно описать не только часть сего вала, названную в истории viaTrajani, но все протяжение его по Бессарабии.

Упираясь, как я уже сказал, в озеро Сасик или, вероятнее, в бывший залив Черного моря, нижний Траянов вал оканчивается в отношении защиты с северной стороны, далее он и не мог быть нужен, ибо от сего места защитою служит море, которое до самого Аккермана не имеет и, вероятно, не имело пристани.

От Аккермана вал начинается снова и идет по скату нагорного берега Днестра, но здесь следы его, едва заметные только в некоторых местах, называются нынешними жителями змеевым валом и, кажется, не принадлежали к времени построения большого вала.

При впадении реки Ботны в Днестр, от болот, устья ее или от нынешнего с. Киркаешти, вал показывается в прежнем своем заметном виде под именем Верхнего Траяна, или Траянова вала. Сначала идет он по нагорному левому берегу р. Ботны, а потом поперек всей Бессарабии до м. Лео-ва на Пруте, также везде возвышаясь над южной стороною.

От Леова до с Вадулуй-Исакчи вдоль по Пруту также видны следы его по скату нагорного берега.

Вышина вала была значительна, ибо после XVII веков в некоторых местах он будет до 4 аршин.

С первого взгляда валы сии, заключающие в себе весь нынешний Буджак, составляют как будто бы один необычайной величины редут,[6] носящий имя Траяна; целый народ обитает и защищает его; довольный травными степями и оградив себя со всех сторон стеною, кажется, желал бы он, чтоб за нею были пределы жилища людей!

Но это не редут, ибо верхний и нижний валы склоняются в одну сторону, следовательно, они были первой и второй оградой противу оружия Траянова. Прутский вал составлял боковую защиту, а Днестровский, заметный только частями, кажется, не относится к прочим.

Близ Бендер при с. Варнице видны еще остатки укрепленного лагеря Великого беглеца[7] после битвы Полтавской. На Пруте окопы Петра Великого, где окружен был стами тысяч турков и татар и изшел из опасности с именем героя,[8] чтобы рассыпать на Россию новые плоды благодетельного своего гения. Кагул, Измаил, Хотин напоминают нам великих полководцев и славу войск наших.

MMMCDXLVIII ГОД. РУКОПИСЬ МАРТЫНА ЗАДЕКА РОМАН (Отрывок)

Около полувека после переселения Османов[9] на берега Ливии и вскоре после перенесения столицы Великого народа с берегов Понта на место Рима Босфоранского, в 4-й день травеня[10] стечение жителей на Софийскую площадь было необычайно. Волны народа уподоблялись не порывам) громового Изолинского потока, но спокойному и величественному течению Ры,[11] соединявшей между собой запад, восток и юг Древней Руси.

В толпах народа не было видно ни рубища, ни грустного взора: одежда и взоры на празднике дружбы были светлы.

Посреди площади, как усеченная пирамида Хеопса, высился восход. К нему-то в этот день сходились босфоранцы встретить своего властителя и сопровождать его в храм Вознесения.

День был прекрасен. Так же, как и в древние времена эллинов, славного Рима и горделивых обладателей санджак-шерифа, так же, как и в средние и новые времена могущества северного орла, когда пробудилось родство народов и соединило их под один кров, юг был тих, спокоен, сладостен для жизни, а Босфорания славилась роскошною природой, легким воздухом и неиссякаемым источником богатства.

Столпившийся парод в разноцветных одеждах казался с высоты зданий туркестанским ковром, разостланным по площади, но какая-то волшебная сила переливала на нем краски, перерисовывала узоры.

Взоры всех обращались к стороне моря, где был летний дворец властителя. Оттуда до восхода, и потом до храма, пролегал путь, огражденный золотыми перилами и покрытый цветным бархатом.

Храм Вознесения был чудом зодчества <…>. Церковь сия, как небесная красавица, осыпанная лучами, отвлекала мысли проходящих от всего земного и обращала взоры на себя.

Горы красного гранита, сдвинутые для сооружения стен и сводов таинственного алтаря, были необъятны. Резные базальтовые обнизи переднего вида и цветоны горели во время светлого дня, как алмазные ожерелья Голконды;[12] двенадцать столбов из цельного белого мрамора равнялись вышиною с главными опорами храма и, отделяясь совершенно от здания, составляли полукружием особую колоннаду с бронзовыми изваяниями двенадцати святых учеников.