фрезеровщика, играющего в гольф, меня разбудил. Я встал на ватных ногах, но они понесли мое так же облегченное эйфорией тело к сцене. Зал рукоплескал. Многие встали, выкрикивая: «Браво!»
Я принял награду и, подойдя к микрофону, произнес:
– Видит бог, я никого не подсиживал и занял освободившуюся ячейку, которую занимал до меня достойный… Этот ветер овации, который едва не ожег мое лицо, пока я бежал к сцене… Нет ничего приятнее, чем получить ожог от подобного ветра. Мне выпала честь подхватить чужое знамя. Так же до меня подхватывали его другие. Но я понял – его мало принять из чьих-то рук, его нельзя уронить. Оно должно реять на этом облагораживающем ветру, который обжигает. Теперь это и мое знамя. Оно никогда не сгорит, потому что само является огнем правды. А этот огонь выжигает только черствые сердца. Эта награда – залог моей популярности. Популярность у меня теперь есть. Но только сейчас я осознал, что мне ее мало. По-настоящему я нуждаюсь лишь в вашей любви. И я знаю, как ее заполучить. Я докажу вам, мои зрители, что я… я люблю вас!
Хотел образно. Получилось витиевато. Волновался. Через секунду я уже пилил себя за сумбурный спич.
Затем состоялся фуршет. Сливки общества атаковали шведский стол. Все выпивали и закусывали за здоровье лауреатов «Дерби». Звучал джаз. Солировала какая-то мулатка из новых фавориток Бутмана. Никто не говорил о войне, о кризисе, о безработице. Те, кто находился здесь, были далеки от народа.
Меня поздравляли. Без конца хвалили. Дружески похлопывали по плечу. Пожимали руку. Восхищались моим мастерством. Даже просили автограф. Я, наверное, сиял. Как электрическая лампочка в сто ватт. Мне хотелось, чтобы Инесса разделила со мной и горечь своего фиаско, и радость моего триумфа. Я не спускал с нее глаз. Она была в красном атласном платье с глубоким вырезом спереди. Я не держал на нее обиды и надеялся, что она не злится на меня. Обижаются от бессилия, а я сейчас был силен как никогда. Я и выглядел истинным победителем. Мне так казалось.
Победители подходят первыми. Взяв с подноса два фужера с шампанским, я предложил один Инессе. Она не отказалась.
– Благодарю, – улыбнулась теледива. – А мне показалось, что тебе сейчас не до меня. Вокруг вьется столько хорошеньких манекенщиц.
– Не могу поверить. Ты же не можешь уступать во всем, особенно конкурируя с девушками.
– Кстати, я считаю справедливым, что была представлена среди мужчин. Это означает, что я все равно победила!
– Согласен.
– Ты все еще в обиде на меня за тот вечер? – Она перевела разговор в интимную плоскость. – Я просто не хотела испортить то, что пока в зародыше. Дружбы.
– Так, значит… – я отпил глоток шампанского, – это к тому, что мы навсегда останемся друзьями…
– Не сердись. Хотя бы по случаю праздника. – Она чокнулась со мной и тоже пригубила шампанское.
– Скажи, а что ты думаешь по поводу новой концепции отбора претендентов на премию? – сумничал я. – Правильно ли, что все решают зрители?
– Зрители? – ошарашенно переспросила она, растворив меня в своем кислотном взгляде. Я вдруг почувствовал себя полным олухом. А она добавила, кивнув в сторону Лорда, стоявшего в кругу именитых телевизионщиков: – Я почему-то уверена, что главный критерий нашей оценки имеет человеческий облик, и облик этот очень специфичен.
– Не знаю. Он ведь и твой патрон. С чего такая неприязнь. Или ты меня проверяешь? – Мне не понравился ее тон. – Я заслужил свою победу честно.
– Нет.
– Не честно? Ты должна была выиграть? Завидуешь?
– Детский сад, – съязвила Инесса, – неужели ты думаешь, что меня может расстроить твоя победа? Меня может расстроить только то, что она пиррова. Но сейчас я не хочу спорить. А зависть мне не присуща. Хотя… Я приметила тут одно авторское платье от Юдашкина на одной модели. Синее, с ассиметричным декольте на спине. Очень сексуально.
– Я замолвлю за тебя словечко у кутюрье… – остыл я.
– Слава делает из тебя автомат для исполнения желаний?
– Пока не слава, а лишь призрачная популярность. А насчет желаний… Речь ведь идет о твоих желаниях.
– Сердцеед. Не бывает бесплатных автоматов. Какие монетки надо бросать в тебя?
– С изображением профиля суперведущей Инессы Заречной.
– Не делай ставку на мое тщеславие. Я же предупредила – это не мой пунктик. Интересно, а для тебя что важнее – жизнь или слава?
– Теоретически жить без славы можно, а слава без жизни невозможна. Без яркой жизни. Мертвецу слава не нужна, наверное. Хотя слава делает бессмертным.
– Давай без пафоса. Практически. Если б пришлось выбирать. Жизнь или слава?
– У кого какие принципы. Поверь, ты не первая, кто задается подобным вопросом. Единственное, чего не хотелось бы точно, так это отдавать жизнь за славу. А вот прославиться, защищая чужую жизнь и рискуя своей, – это проверенный способ достичь желаемого.
– Правильно, отдать жизнь за жизнь, а не за славу.
– История пестрит разными примерами. Ахиллес искал лишь славы воина.
– Но не раз проявил благородство, его прославило оно…
– Возможно… Я раздобуду тебе это платье, – пообещал я.
– Не надо утруждаться, – отмахнулась Инесса.
– Какой у тебя размер? Не хочешь говорить, не надо. Я на глаз определю.
Вдруг я заметил, как в считаные секунды ее лицо посерело.
– Тебе плохо? – испугался я.
– Нет, все нормально, – успокоила Инесса, – не обращай внимания.
Я все понял, когда к нам подошел Лорд. Он был не один. Его сопровождал человек в синем смокинге, которого я уже где-то видел. Ну да, на вечеринке в «Горках».
– Добрый вечер, – поприветствовал наш общий благодетель, опорожнивший к тому времени не одну рюмку «Хеннесси». – Влад, хочу представить одного моего старинного друга.
– Дмитрий Вячеславович… – представился высокий седой человек, – мы, кажется, уже знакомы.
– Да, и даже общались на тему неразделенной любви, – подтвердил я и пожал ему руку. Седой, несмотря на возраст, выглядел моложаво. Черные усики бесподобно гармонировали с бабочкой.
– Хочу присоединиться к многочисленным поздравлениям и заверить в далеком от лести восхищении вашим дарованием, – тихо произнес Дмитрий Вячеславович. – С удовольствием смотрю все ваши передачи и не перестаю удивляться, как вы владеете собой и словом. Прямой эфир – это ведь не каждому дано…
– Это его конек, – довольно вставил Лорд, искоса поглядывая на Инессу.
– Конек! Надо было назвать премию «Конек», а не «Дерби», – внезапно осенило седого.
– Большое спасибо, – вежливо произнес я, не заметив замешательства Лорда. – У меня просто нет иного выхода. Для меня сейчас главное – оправдать возлагаемые на меня надежды.
У седого засверкали глаза.
– Он далеко пойдет, – сказал Дмитрий Вячеславович, повернувшись к Лорду. – Он даже сам еще не знает, насколько далеко. Прошу прощения, не буду мешать вашей компании. – Он откланялся.
– Большой человек, – сообщил Лорд шепотом.
– Он как-то связан с телевидением? – наивно спросил я.
– Не думаю, что телевидение отважится с ним связываться, – по секрету поведал Лорд.
– Понял, – выразил я свое абсолютное непонимание.
– Можно так сказать, это человек из шоу-бизнеса. Ставит очень крупные шоу, умудряясь оставаться в тени. Тот, кто возомнит себя его суфлером, скоро поймет, что поставил не на ту лошадку. У него свой конек – импровизация. Ты ему понравился. Он считает, что вы похожи, – пояснил Лорд и помчался догонять седого.
– Мне ли с вами тягаться? – Я лукаво прищурился, но, глянув на Инессу, подавил веселый настрой: она
