что никакой надежды нет, и бабушка Лина желала лишь одного — умереть у себя дома.
Мою мать обуревал разумный эгоизм:
— В больнице Сант-Орсола ее лечат, за ней смотрят… Короче, спасут. Надежда — это инстинкт, — говорила она нам — А медицина — наука не точная.
Бабушка была скорее мертва, чем жива, никто в этом не сомневался, даже я, ребенок. Она умерла на следующий день после моего посе щения в той безымянной больничной комнате, как собака. Мама после этого мучилась угрызениями совести.
— Мне следовало увезти ее домой! — кричала она. — Почему я ее там оставила? Она должна была умереть в своей постели, безмятежно!
Чувство вины. Самая современная болезнь, существующая сегодня. Достаточно иметь каплю собственного «я», чтобы упиваться этим. Не туда ли, в это дерьмо, меня и моего отца кинула жизнь?
«Радуйся умеренно, страдай с достоинством», — говорили античные классики. Что я изучала в школе? Что мне рассказывали на уроках катехизиса? Боль — вина. Страдай? Это значит, ты удалился от Бога. К черту все это. Боль невинна, боль — часть жизни.
Я говорила вслух, не известно для кого. Ты знаешь, что есть католические врачи, которые не дают морфий безнадежным больным, объясняя это тем, что боль есть искупление, что она очищает?
Да, да, ты прав, я выпила. Но какое это имеет значение? Какое? Даже насекомые не похожи друг на друга Пчелы преодолевают километры, чтобы высасывать из определенных цветов пьянящий их нектар! Никогда в мире не существовало культуры, которая бы не стремилась идти свои путем, даже примитивные и религиозные народы! Знаешь, что я тебе скажу? Трезвенники любят правду, алкоголики — нет. Я уже по горло сыта чувством вины и правдой!
С этой мыслью я и заснула .
Мир полон убийц, которые не внушают страха
Я всех их видела или это только тени? Куда подевалось реальное время? Кто скрыл его от меня?
Я проснулась внезапно, быстро приняла душ, оделась и вышла из дома. У лифта дорогу мне преградила соседка со второго этажа и сказала, что всю ночь не сомкнула глаз из-за непрестанного лая щенка-пуделя соседки Реджани с третьего этажа. Я представила себе маленькое курчавое существо белого цвета, которое шестнадцатилетний сын Реджани назвал Ван Дам. Как-то я заметила этой Реджани: «Такая кличка больше подходит питбулю». Но она не знала, кто такой Ван Дам, и не поняла шутки.
Соседка предупредила меня, что на ближайшем собрании жильцов она все скажет. Она любит животных, но всему есть предел: пусть наденут на эту собаку намордник, дадут снотворное, главное, чтобы она прекратила лаять. Мне оставалось лишь ответить ей, что она права, хотя я спала как убитая и не слышала Ван Дама. В этот момент сквозь стеклянную дверь я увидела подъехавший к подъезду мотороллер.
Тим слез с сиденья, снял шлем и быстро направился в мою сторону. Он сказал, что у него есть время выпить кофе, а потом он поедет домой заниматься.
Окинув его с головы до ног, я воскликнула:
— Черт возьми, какие синяки под глазами! Ты что, всю ночь провел с игровой приставкой PlayStation?
Естественно, я шутила.
— Хочешь покурить? — Он кивнул на косяк, который был у него в руке.
— Сейчас одиннадцать утра, Тим.
— Да, я знаю, еще только рассветает.
Я решила начать день с парочки затяжек марихуаны.
Из машины по сотовому телефону я позвонила Бруни. Сразу спросила, нет ли новостей по делу Верце, но ни словом не обмолвилась о ночном визите Латтиче ко мне домой. Бруни сказал, что в данный момент близких друзей жены и друзей мужа допрашивают.
— Ты знаешь, чем Латтиче зарабатывает себе на жизнь? — спросил меня Бруни.
— Конечно, у него бар.
— Называется «Кокорито». Что-то вроде ночного клуба со стриптизом, танцами, частными вечеринками. Друзья по покеру, обрати внимание, все работают в Кокорито.
— Вот как.
— Он связался с тобой?
— Нет, — солгала я.
— Он какое-то время провел в тюрьме за кражу и скупку краденого. Ты знала об этом?
Я промолчала.
— Восемнадцать часов мы его мурыжили… Рано или поздно, но он расколется.
— А если не он это сделал?
— Что, решила поиграть в Нэнси Дрю?
Мы рассмеялись.
— Нет, Бруни, — искренно произнесла я, — в данный момент у меня есть личные проблемы. Что касается Латтиче, то за свою работу я еще не получила от него ни гроша.
— Судья по предварительному следствию решит, надо ли его задерживать. Пока что он на свободе, Джорджиа. — Бруни вздохнул. — Что ты о нем думаешь?
— В общем, он не из тех, кого надо бояться. Я просто представить не могу, чтобы он своими руками сжимал кому-то горло.
— Мир полон убийц, которые не внушают страха. Соседи, отцы семейства… Все они — вне подозрения.
Я стала рассуждать вслух:
— Разве так трудно перенести тяжесть развода? Я хочу сказать, неужели надо обязательно убивать?
— Ты что, не читаешь газет? Каждый день где-нибудь находится человек, который убивает всю семью.
— Верно, и в конце концов не выносит угрызений совести и убивает себя. А Латтиче жив и здоров.
— Джорджиа, оставим шутки. Нам приходится постоянно допрашивать людей, для которых важна только власть. С ее помощью они подавляют других. Люди много лет живут с одним и тем же человеком, засыпают вместе, встают. Потом неожиданно этот человек становится их ненавистным врагом.
Я хотела ему сказать, что мне это известно: я достаточно наслушалась о подобных людях.
— Но ведь у Латтиче есть алиби, — вместо этого ответила я.
— Но у него имеется и отличный мотив, если дело только в этом.
Кто-то позвал Бруни.
— Извини, мне надо идти, до скорого.
В шесть минут первого я вошла в бар «Энцо», где у стойки меня ждала Лучиа Толомелли с видом человека, который уже все понял. Мой взгляд служил ей дополнительным подтверждением.
Мы сели за угловой столик, я заказала ей кофе, а себе — аперитив кампари. Осталось сделать самое трудное: достать из папки эти чертовы фотографии и отдать их ей.
Лучиа извлекла фотографии из пластикового конверта и стала смотреть, осторожно кладя их на заляпанный стол, чтобы не испачкать. Горько усмехнувшись, она сказала: «Я была права».
Я, как сфинкс, оставалась невозмутима, попивая кампари.
— У меня двое детей. У вас есть дети?
— Нет. — Я чуть было не сказала «к счастью».
— Что мне делать? Бросить его или продолжать этот фарс?
Я разглядывала развешанные на стене фотографии с состязаниями по бильярду.
