вслед, похожие на больших порхающих бабочек.
К полудню путники выходят на проселочную дорогу у подножия горы, располагаются у водопада и ждут. Студеный поток низвергается со скалы в небольшое озерцо, а оттуда по бетонной трубе, наполовину врытой в землю, сбегает в речку, текущую ниже. Проселок тянется в обе стороны вдоль горных склонов, расцвеченных яркими красками юга.
Мэй смотрит то влево, то вправо и думает: куда ведет эта дорога? Далеко ли вьется речка, простираются горы-великаны и лес в долине?
Не спеша проходят минуты. Вот вдали появился старый автобус. Они наблюдают, как развалюха медленно приближается и с грохотом останавливается перед ними в облаке пыли.
Отец отдает узел водителю, и тот кладет его на крышу вместе с багажом пассажиров.
Старуха, которую Мэй велено называть «старшей мамой», берет ее за руку.
– Не беспокойтесь, товарищ Ван! Довезу маленькую Мэй в целости и сохранности! – Старшая мама карабкается в автобус.
Но отец не торопится отпускать Мэй.
– Передай матери и сестре, что я очень соскучился. Скажи им, я скоро вернусь!
– Автобус отправляется! – кричит водитель, прыгая на свое место.
Старшая мама поспешно втаскивает Мэй.
– Будь хорошей девочкой, Мэй! – кричит вдогонку отец. – Слушайся старшую маму! Я скоро приеду к вам в Пекин! Обязательно!
Автобус кашляет и трясется, как в лихорадке. Мэй бежит к запыленному заднему окошку, встает коленками на деревянное сиденье и отчаянно машет ручонками.
– До свидания, папочка! – пищит она и светится улыбкой, будто в сердце у нее поселилось солнышко. – Приезжай скорее в Пекин!
Дорога ползет назад, унося с собой отца, прощально машущего рукой, и конвоира – сначала медленно, потом все быстрее, пока они не превращаются в неразличимые крошечные фигурки. Над их головами нависают зеленоватые утесы, готовые раздавить обоих, как букашек. Но вот автобус огибает скалистый выступ, и они исчезают из виду…
Мэй проснулась. Ослепительное солнце заливало маленькую квартирку, которую она снимала в доме возле шумной и вечно перегруженной кольцевой автодороги. С того прощания на проселке прошло двадцать три года, но Мэй так больше никогда и не увидела своего отца.
Она посмотрела на черный будильник, тикающий рядом на тумбочке, и поняла, что проспала, но продолжала лежать, охваченная тупым безразличием ко всему на свете. Возле будильника стояла в рамочке маленькая черно-белая фотография отца, сильно выцветшая за долгие годы. Когда он умер, мама выбросила все, что о нем напоминало, – рукописи, фотографии, книги. Мэй сумела сохранить только этот крошечный портрет и повсюду носила с собой в томике «Джейн Эйр» сначала в школе-интернате, затем и университете. Она никому его не показывала и ни с кем не говорила об отце. То была ее скрытая боль и тайная любовь.
Мэй смотрела, как отец улыбается ей из прямоугольной рамки, ощущала беззвучное биение собственного сердца и молча горевала о несбывшемся счастье.
Послегрозовая свежесть и чистый воздух выманили пекинцев из домов. На Университетской улице не протолкнуться. Магазины одежды, парикмахерские и супермаркеты соблазняют прохожих всевозможными скидками. Торговцы выкрикивают цены на овощи и фрукты, горой наваленные поверх лотков на колесах. Деревенская тетка в брюках с широченными штанинами обмахивает соломенным веером дыни – мухи тоже любят хорошую погоду.
Мэй остановилась у светофора на перекрестке Трех Селений, нетерпеливо постукивая пальцами по рулю в ожидании зеленого. Любая остановка сейчас очень некстати, Мэй чудовищно опаздывала. Слишком долго возилась со своими длинными прямыми волосами – мыла, сушила, укладывала. Много времени потратила на косметику: накрасилась – не понравилось, пришлось начинать сначала.
И стоило переживать из-за всякой ерунды? Мэй досадливо покачала головой. В университете она была не такая. Всех сторонилась и никогда не гналась ни за модой, ни за популярностью. Что же сейчас-то изменилось?
В конце Университетской улицы Мэй повернула на север и поехала вдоль высокой ограды университета Цинхуа. Машин на проезжей части поубавилось. В тени раскидистых осин неспешно катили велосипедисты. Мэй обогнала стайку молодых парней и девушек – очевидно, студенты направлялись в Западные горы на выходные.
Она вспомнила, как сама студенткой ехала на велосипеде по этой дороге. Университет Цинхуа является побратимом Пекинского университета, альма-матер Мэй, и с ее группой, в которой училось много девушек, по традиции поддерживало дружеские связи отделение инженеров-электриков в составе сорока пяти студентов. Будущие инженеры, в подавляющем большинстве ребята, с радостью устраивали совместные дискотеки. Япин вез Мэй на багажнике своего велосипеда, и ее длинные волосы развевались по ветру. Ночи тогда стояли теплые, в воздухе плыл аромат цветущего жасмина, с неба подмигивали звезды, а в прозрачной темноте мерцали уличные фонари. Вокруг пагоды у озера Вэймин звенели цикады.
В последующие годы Сестрица Хуэй будет держать Мэй в курсе всех важных событий, происходящих в жизни Япина: женился, получил диплом, поступил на работу, купил дом.
Временами она думала о нем, пыталась представить в вагоне чикагской подземки в костюме с галстуком. Интересно, он по-прежнему носит свои старые очки в черной оправе? Изредка в памяти возникали знакомые умные глаза и застенчивая улыбка. Иногда Мэй злилась на Япина и тогда воображала его старым, толстым и грубым. Но чаще всего вообще не могла припомнить забытые черты. Географические названия ни о чем ей не говорили – Чикаго, Эванстон, Норт-Шор. Она никогда не видела этих мест воочию или на фотографии, не знала, как выглядит жена Япина, не имела представления об их совместной жизни. Мэй свернула на шоссе Цинхуа – Запад. Отсюда уже виднелся парк Летнего дворца императора.
После завершения учебы Сестрица Хуэй собирала их группу на ежегодные встречи. Сама она осталась в университете – сперва поступила в аспирантуру, а теперь читала лекции студентам. Мэй поначалу не участвовала в этих собраниях – не хотела отвечать на расспросы о Япине и причинах их разрыва. Потом стало просто некогда. Ее начальника повысили по службе, и она как персональная помощница вошла в круг избранных. Ответственная должность и предоставленная однокомнатная квартира сразу привлекли к Мэй множество свах. Они знакомили ее с сыновьями высокопоставленных чиновников и молодыми перспективными дипломатами. Те водили Мэй по ресторанам, концертам, кинопремьерам и официальным банкетам. Она сидела в гостях у их родителей в просторных квартирах, выходящих окнами на бульвар Возрождения. Свободное время практически полностью уходило на взаимное узнавание потенциальных женихов.
Но все изменилось, когда Мэй уволилась из министерства общественной безопасности. От нее отвернулись те, с кем она работала несколько лет и считала своими друзьями.
Мэй вдруг пришло в голову, что, может быть, именно поэтому она так переживает сегодня из-за опоздания, своей внешности и того, как отнесутся к ней бывшие сокурсники. Уж они-то точно ее старые друзья. И хотя прежде Мэй вроде бы не слишком нуждалась в их поддержке, теперь без нее ей просто не обойтись.
Глава 3
Сестрица Хуэй поджидала ее у главного входа в Летний дворец императора.
– Вы только посмотрите! Разъезжает на собственном автомобиле и опаздывает! Мы уже сорок минут тебя ждем! Дину пришлось отвести Крошку По в парк, чтобы она там побегала. Знаешь, четырехлетий ребенок, как собачка – укусит, если не выгуляешь!
Сестрица Хуэй немного сбросила вес, и теперь обозначились ее формы, о существовании которых Мэй и не подозревала. Подруга явно гордилась обретенной фигурой и нарядилась в яркое узкое платье.
– Извини, – виновато пробормотала Мэй, – проспала.
– Вот вам последствия беспорядочной жизни застарелой холостячки! Замуж тебе надо! Станешь дисциплинированнее.
Сестрица Хуэй взяла Мэй за руку, и они зашагали в парк, как две давние подружки на прогулке. Легкий ветерок волновал высокую траву, выросшую на дне пересохшего озера. Меж деревьев мелькали
