подумала Чейн.
Из простодушного доверчивого мальчика он превратился в сурового мужчину, который выглядел лет на десять старше своего возраста.
Келс думал о том же.
— Ты изменилась, — сказал он. — Я почему-то ожидал увидеть веселую счастливую глупую девчонку Салли.
— Мы оба изменились.
Келс взглянул на свою руку, затем на ногу.
— Да, конечно, ты еще не видела этого.
— Они не мешают тебе?
Келс пожал плечами.
— Левая рука сильнее, чем правая. Я могу раскалывать пальцами орехи и делать многое другое. В остальном я все тот же.
Чейн не могла удержаться от вопроса:
— Неужели я сильно изменилась?
Келс задумчиво взглянул на нее.
— Ты стала на пять лет старше и уже не такая тощая. Ты прекрасно одета, и вид у тебя солидный. Ты всегда была очень хорошенькой.
— Хорошенькой! — невесело произнесла Чейн.
Воспоминания всплывали перед ней, когда они шли к выходу. Девочка, о которой они говорили, осталась далеко позади.
Это было не пять, а пятьдесят лет назад. Тогда они жили в мире, где неизвестны ни зло, ни коварство, ни вражда. Отношения между людьми были просты и понятны. Монингсуэйк Мэйнор для нее был не больше, не меньше, как центр мироздания.
Каждый, кто жил там, играл вполне определенную роль в ее жизни. Утер Маддук был воплощением закона. Его решения, какими бы они ни были: непонятными, таинственными, ужасными — всегда были не подлежащими ни сомнению, ни обсуждению, как восход солнца. Вблизи Утера Маддука находились они, Чейн и Келс. Чуть дальше, на весьма не стабильном расстоянии — то дальше, то ближе находился Муффин.
Их роли в основном не были сложными, может быть, за исключением Муффина, статус которого иногда был неопределенным.
Чейн всегда была шаловливым ребенком, очаровательным и прелестным, хотя об этом не говорили. Келс был всегда полон гордости и достоинства, Муффин дерзок, смел и весел. Вся их жизнь была вплетена в ткань их существования навечно, так же, как солнце Метуэн всегда розовое, а небеса ультрамариновые. Оглядываясь назад, Чейн увидела себя девочкой среднего роста, невысокой, но и не маленькой, хорошо сложенной, умеющей прыгать, бегать, плавать.
Кожа ее была золотистого цвета от солнца, темные волосы вились. На лице ее было выражение постоянного ожидания чуда. Она любила и ненавидела без расчета, она относилась с великодушной нежностью к маленьким существам.
Теперь она стала на пять лет старше и на пять лет мудрее, во всяком случае она надеялась на это.
Келс и Чейн вышли в мягкое Зинтарское утро. Чейн сразу вспомнила этот чудесный запах листьев и цветов. Гирлянды цветов свешивались с темно-зеленых деревьев джуба.
Лучи солнца, пробившиеся через густую листву, образовали на земле причудливый золотой орнамент. Они шли по авеню Харанотис.
— Мы остановимся в Сискэйп, — сказал Келс. — Сегодня тетя Валь устраивает прием в твою честь. Конечно, мы могли бы остановиться и в Миразоле, но…
Он замолчал. Чейн вспомнила, что Келс всегда недолюбливал тетю Валь. Он спросил:
— Может, нам взять кэб?
— Лучше пройдемся. Все вокруг так красиво. Я так устала во время полета на Ниаматике.
Она глубоко вздохнула.
— Так хорошо вернуться назад. Я чувствую, что родилась вновь.
Келс усмехнулся.
— Чего же ты так долго выжидала?
— О, тысяча причин!
Чейн махнула рукой.
— Упрямство. Отец…
— Ты и сейчас упряма, так я думаю. Отец так и остался отцом. Если ты думаешь, что он изменился, то тебя ждет разочарование.
— У меня нет иллюзий. Кто-то должен уступать, и я могу делать это, как желают это другие. Чем он сейчас занимается?
Келс немного подумал. Чейн не замечала за ним такой привычки раньше. В детстве он всегда действовал, не раздумывая.
— Отец в основном не изменился. С тех пор, как ты уехала, здесь появилось много новых течений. Ты слышала об Альянсе Освободителей?
— Кажется да. Но я мало знаю об этом.
— Это общество, образованное здесь, в Олани. Они хотят, чтобы мы порвали Договор Подчинения и покинули Уайю. Конечно, ничего нового, но в «Сером Принце», как он называет себя, они нашли довольно значительного руководителя.
— Серый Принц? А что это?
Рот Келса скривился в гримасе.
— Это молодой ульдрас, образованный. Зовут его Гарганш. Он общителен, умеет ладить с людьми. Его с удовольствием принимают везде в Олани. Наверняка сегодня он будет на приеме у тети Валь.
Они проходили вдоль зелено-голубого луга, простиравшегося от Авеню до высокого здания, скорее даже дворца с пятью башнями и фасадом из темно-желтых плиток. Здание было сделано с легкомысленной роскошью и подавляло своими размерами. Это был Хольруд Хауз — резиденция Мулла. Келс угрюмо кивнул в его сторону.
— Освободители сейчас там. Они стараются склонить Мулл на свою сторону. Конечно, я говорю фигурально. Может, там их нет в настоящий момент. Отец ко всему этому относится пессимистически. Он думает, что Мулл выпустит эдикт против нас. Сегодня я получил письмо от него.
Он сунул руку в карман.
— Нет, я оставил его в отеле. Он хочет встретить нас в Галигонге.
Чейн с удивлением посмотрела на него.
— Почему в Галигонге? Он мог встретить меня и здесь.
— Он не хочет появляться в Олани. Я думаю, что он не хочет встречаться с тетей Валь. Она наверняка затащит его к себе. Так было в прошлом году.
— Это не повредит ему. На приемах тети так интересно. Мне там всегда нравилось.
— Герд Джемах полетит с нами. Мы прилетели сюда на его Апексе. Он нас переправит в Галигонг.
Чейн поморщилась. Она никогда не любила Герда Джемаха.
Вход в Сискэйп был украшен двумя колоннами.
Чейн и Келса привезла в вестибюль подвижная лента. Келс распорядился, чтобы сюда доставили багаж Чейн из космопорта, а затем они прошли на террасу, с которой было видно Персимонское море. Там они взяли по бокалу светло-зеленого вишневого сока со льдом.
Чейн сказала:
— Как дела в Монингсуэйке?
— В основном ничего особенного. Мы запустили в озеро новых рыб. Я ходил на юг и нашел там старую кахембу.
— Ты входил в нее?
Келс покачал головой.
