– Стоять! – воскликнул Преданный. Он схватил чужака за плечо и выволок на свет. У незнакомца было округлое безбородое лицо и смуглая кожа. На нем была одежда неопределенно-бурого цвета, какую обычно носили Пакостники или Костоломы.
Баркан Блейсдел решительно приблизился к нему.
– Кто ты и откуда взялся? Отвечай! Зачем здесь прятался?
Человек икнул и развел руками:
– Разве это не трактир? Эй, трактирщик, наливай арака, наливай всем! Я здесь недавно и должен знать, каково ваше угощение!
Вринк Смат хмыкнул:
– Известный пьяница, я постоянно вижу его в трактире. Отведите его восвояси.
– Погодите-ка! – воскликнул Баркан Блейсдел. – Да это шпион, из того самого отребья. Я сразу узнал тебя, лазутчик! Ты выбрил голову, только меня этим не проведешь! Хотел разведать наши секреты?
Военные теснее обступили пойманного. Тот растерянно заморгал:
– Да какой я шпион? Все, что я хотел – это стакан арака. Блейсдел обнюхал лицо чужака.
– Что-то от тебя не пахнет ни пивом, ни араком, ни спиртом. Бросай эти штучки! Лучше признавайся сам, чтобы потом не пришлось жалеть.
– Как твое имя? – рыкнул на него Вогел Уомак, Сводник Адельвина. – Назови свой плот и касту.
Пленник набрал в грудь воздуха и перестал притворяться:
– Я Генри Бастаф. Я пришел сюда, чтобы узнать, что вы против нас готовите.
Баркан Блейсдел обвел всех победоносным взором.
– Что будем с ним делать? – спросил кто-то из Сводников.
– А что можно сделать со шпионом? Я требую самого сурового наказания, – объявил Баркан Блейсдел.
Вогел Уомак попытался было его утихомирить, но Баркан Блейсдел разошелся не на шутку.
– Давай хотя бы отложим расправу, – уговаривал он.
– Никакой пощады шпионам и заговорщикам, – кипятился Блейсдел. – Он должен понести самую жестокую кару! Я не приму никаких отсрочек!
Генри Бастафа было решено временно запереть в хижине Вринка Смата, расположенной неподалеку, приставив к нему нескольких телохранителей.
Глава 17
На следующий день было устроено ритуальное кормление Царя-Крагена. Ему даже не пришлось заплывать в бухту – губку вывезли из лагуны, оставив качаться на морских волнах неподалеку от плота.
Царь-Краген появился с востока, его горб всплыл над поверхностью и стремительно двинулся к плоту. Жадные глаза уже издалека разглядели предлагаемую жертву.
Народ, столпившийся на берегу, безмолвно наблюдал, как Краген поедает их пищу.
Вскоре Краген закончил трапезу, но уплывать не спешил; казалось, он ожидал добавки.
Блейсдел вполголоса позвал одного из интендантов:
– Сколько бушелей вы ему скормили?
– Семь. Это его обычная порция.
– Не вам указывать Царю-Крагену, какова его порция. Сколько еще осталось?
– Пять бушелей. Но это для рынка, весь запас.
– Не думайте о губке, думайте о том, как снискать благоволение Царя-Крагена. Нам не пристало жалеть для него еды. Вы поняли?
– Так точно!
И интендант побежал исполнять приказание.
Вскоре еще пять бушелей губки были вывезены в океан к ожидающему Крагену. Он набросился на предложенное, оставив недоеденными лишь пару бушелей. Затем он погрузился в воду, так что только глаза оставались на поверхности, и принялся качаться на волнах, передвигаясь лишь на пару футов в ту или другую сторону.
Через девять дней Мэйбл с Барвеем докладывали Совету:
– Царь-Краген не ушел и на следующие сутки. Видно, новый метод кормления пришелся ему по душе. Теперь ему приходилось плавать от плота к плоту в поисках пищи – все было перед ним, его кормил один плот, и Краген не покидал его, как обжора не покидает хлебосольного хозяйского стола. К обеду было доставлено еще десять бушелей губки с других плотов, и снова Царь-Краген сожрал подношение.
Генри Бастафа переместили в другое место – как раз тогда, когда мы уже собрались устроить ему побег через колодец Сводника.
На третий день Блейсдел передал по маякам, что Царь-Краген желает самолично наказать шпиона. К обеду обычного подношения не появилось. Вместо него на волны было спущено тело Генри, привязанное к доске; голова его была обернута большой губкой. Краген потянулся к ней щупальцем и оторвал ему голову вместе с добычей.
