вопросами!

Джерсен покинул дом Тинси с завидной поспешностью. Эмма попыталась проводить гостя до двери, но тетка, прыгнув вперед, оттолкнула ее. Дверь закрылась, истеричные вопли затихли. Кирт облегченно вздохнул. Зараза!

Едва ноги унес…

В ближайшем кафе он заказал стакан вина и наблюдал, как солнце опускается в море. Конечно, вполне возможно, что расследование, берущее начало с заметки в «Ригелианине», заведет его в тупик. Единственной ниточкой, связующей Виоля Фалюша и Фогеля Фильшнера, было утверждение Какарсиса Азма. Эмма Тинси, очевидно, верила, что несколько раз встречала Фогеля Фильшнера в Амбуле. Виоль Фалюш мог испытывать извращенное удовольствие, посещая место первого преступления. Если так, почему он не открылся старым знакомым? Конечно, у Фогеля Фильшнера было достаточно времени, чтобы завести других друзей и знакомых. Но ведь Игрель Тинси почла за лучшее уехать из Амбуле. Виоль Фалюш злопамятен. Он водил дружбу с Романом Хенигсеном, чемпионом по шахматам. Дандина еще упоминала поэта, соперника Фогеля Фильшнера. Джерсен попросил справочник и отыскал фамилию Хенигсен. Книжка буквально раскрылась на ней. Джерсен переписал адрес и спросил у официанта, как туда добраться. Оказалось, что Роман Хенигсен живет в пяти минутах ходьбы.

Дом Романа Хенигсена был самым элегантным из всех, что Джерсен посетил в этот день: три этажа, металл и панели из каменной крошки, окна, которые становятся прозрачными или тускнеют по словесному приказу.

Маленький юркий человечек с большой головой и сухими мелкими чертами вонзил в Джерсена испытующий взгляд, и Кирт понял, что с ним выгоднее играть в открытую.

– Я ищу вашего одноклассника, Фогеля Фильшнера. Вы, вроде, были его единственным другом.

– Гм. – Роман Хенигсен задумчиво потер подбородок и бросил:

– Зайдите, если хотите. Поговорим.

Он пригласил Джерсена в кабинет, обставленный точно музей истории шахмат: портреты, кубки, фотографии знаменитых шахматистов.

– Вы играете в шахматы? – спросил он Джерсена.

– Время от времени, хоть и не часто.

– Как и во всем другом, чтобы поддерживать себя в форме, тут нужна практика. Шахматы – древняя игра. – Он подошел к стенду и похлопал по фотографиям шахматистов с дружеской небрежностью. – Все варианты проанализированы, можно предсказать результат любого разумного хода. Если вы имеете достаточно хорошую память, можно не думать о том, как взять верх в партии, выигранной кем-то другим. К счастью, ни у кого, кроме роботов, нет такой памяти. Однако вы пришли сюда не для того, чтобы поговорить о шахматах. Хотите рюмочку ликера?

– Спасибо. – Джерсен принял из рук хозяина хрустальный кубок, в котором плескался дюйм спиртного.

– Фогель Фильшнер. Странно, что я опять слышу это имя. Известно, где он сейчас?

– Это как раз то, что я пытаюсь выяснить.

Роман Хенигсен резко качнул головой.

– От меня вы ничего не узнаете. Я не видел его и ничего о нем не слышал с 1494 года.

– Я не надеялся, что он вновь возьмет старое имя. Но, может быть… – Джерсен замолчал, потому что хозяин дома щелкнул пальцами.

– Странно, – задумчиво протянул Хенигсен. – Каждый вторник, вечером, я играю в шахматном клубе. Около года назад я увидел человека, стоящего под часами, и подумал, что это Фогель Фильшнер. Он повернулся, я разглядел его лицо. Чем-то он напоминал Фогеля, но лишь слегка. У него была приятная внешность и повадки, ничего от щенячьей неуклюжести Фогеля. И все же – раз уж вы упомянули об этом – что-то в нем, возможно, манера держать руки, напомнило мне Фогеля.

– Вы с тех пор не видели этого человека?

– Ни разу.

– Вы с ним говорили?

– Нет. Я так удивился, что уставился на него, а когда решил подойти, он исчез.

– Как вы думаете, не хотел ли Фогель кого-то повидать? У него кроме вас были друзья?

Роман Хенигсен скривил губы.

– Я вряд ли мог считать себя его другом. Мы сидели за одним лабораторным столом, иногда играли в шахматы, он часто выигрывал. Если бы Фогель всерьез занялся этим, мог бы стать чемпионом. Но он сходил с ума по капризной девчонке и писал скверные стишки, подражая некоему Наварху.

– О, Наварх! Это тот человек, которого Фогель винил во всем?

– Да, к сожалению. По-моему, Наварх был просто шарлатаном, мистификатором, человеком более чем сомнительных качеств.

– А что стало с Навархом?

– Я думаю, он все еще где-то здесь, хоть и не тот, что тридцать лет назад. Люди набираются ума, а декаданс больше не производит такого впечатления, как в годы моего детства. Фогель, конечно, тогда испытал потрясение и делал странные вещи, чтобы сравняться с кумиром. Нет, нет, если кого-то и обвинять в том, что устроил Фогель Фильшнер, так сумасшедшего поэта Наварха.

Глава 5

Я виски пинтами глушил,Как молоко, его лакал.Еще бы кварту осушилДа Тим Р.Мортис помешал.Ах, многоженство хоть и грех,Но я всегда любил скандалИ сих изведал бы утех,Да Тим Р.Мортис помешал.Хор:Тим Р.Мортис, Тим Р.Мортис,Нет вернее друга.Если я решусь уснуть,Он пожмет мне руку.Тим Р.Мортис, Тим Р.Мортис,В холоде и зное,Наводящий ужас ТимДо конца со мною.Раз, помню, море переплытьЯ эскимоске обещал.Успел лишь ноги замочить,Как Тим Р.Мортис помешал.Мой талисман меня хранитьНе стал. И я его загнал.Хотел я денежки пропить,Но Тим Р.Мортис помешал.Хор (пощелкивая пальцамиИ пристукивая каблуками):Тим Р.Мортис, Тим Р.Мортис,Нет вернее друга.Если я решусь уснуть,Он пожмет мне руку.Тим Р.Мортис, Тим Р.Мортис,В холоде и зное,Наводящий ужас ТимДо конца со мною.Наварх

На следующий день Джерсен нанес повторный визит в редакцию «Геликона».

Досье на Наварха оказалось обширным. Оно изобиловало скандальными историями, сплетнями и самыми разными отзывами, скопившимися за последние сорок лет. Первый скандал разразился, когда университетские студенты поставили оперу на стихи Наварха. Этот опус объявили надругательством над устоями, премьера с позором провалилась, и девять студентов получили волчий билет. С тех пор карьера Наварха шла то в гору, то под уклон, пока не рухнула окончательно. Последние десять лет он обитал на борту брандвахты[4] в устье Гааза около Фитлингассе.

Доехав подземкой до станции Хедрик, на бульваре Кастель-Вивьенс, Джерсен очутился в торговых кварталах Амбуле. Район бурлил: здесь помещались агентства, гостиницы, конторы, рестораны, винные лавочки.

Нельзя было шагу ступить, чтобы не наткнуться на фруктовый лоток, газетный киоск или книжный развал. В порту, в устье Гааза, гудели баржи, разгружаемые роботами; по бульвару ездили грузовики; из- под земли доходила вибрация тяжело нагруженной подземки. В лавке-кондитерской Джерсен спросил, как попасть на Фитлингассе, и вскочил в автоматический открытый вагончик, перевозивший пассажиров по бульвару вдоль Гааза. Через пару миль фешенебельные строения и небоскребы сменились ветхими домишками из каменной крошки в два-три этажа. Стекла в узких проемах окон потускнели от времени, а стены, некогда радовавшие глаз сочной терракотой, поблекли из-за солнца и морского ветра. Затем потянулись пустыри, поросшие бурьяном. За ними проступали очертания высоких зданий, сгрудившихся на холме, выше бульвара Кастель-Вивьенс. Там лежали северные районы.

Фитлингассе оказалась серой узкой аллеей, спускающейся с холма. Джерсен вышел из вагончика и

Вы читаете Дворец любви
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату