В руководстве зоны произошли изменения, и со свиданием не получалось. Тося очень тяжело переносил отсутствие женщин. По этой причине у него сильно болела голова. Для того чтобы получить свидание с Лерочкой, решено было сыграть свадьбу.
В назначенный день она приехала с подружкой. Были соблюдены все формальности бракосочетания. И вот у них снова два дня.
Лерочка привезла большую сумку продуктов. Но ему было не до этого. На протяжении этих дней вся зоновская гостиница слышала стоны страсти и вздохи любви за Тосиной дверью.
И вот он снова в большом бараке. Лежа на наре, вспоминает красивое, упругое тело Лерочки.
Переписываясь с матерью, он узнал, почему его не „признали“ в Сербского. Оказывается, она хотела помочь, для чего привезла и отдала лечащему врачу выписку из истории болезни сына, взятую в военкомате. Тогда он не хотел идти в армию и инсценировал болезнь, также связанную с психическим расстройством, но с противоположными симптомами. Ознакомившись с выпиской, врачи сопоставили оба диагноза. Полученный винегрет рассказал им о симуляции. Мать очень переживала, что оказала сыну медвежью услугу. Но он ее успокаивал и говорил, что не держит зла, а даже наоборот, очень любит и благодарен ей.
Каждые два месяца ему удавалось „выкруживать“ свидание с Лерочкой, что стоило немалых денег.
Наступил февраль. В бараке стало очень холодно. Тося решил этот месяц провести в тюремной больнице, для чего в санчасти попросил врача измерить ему давление. Сам при этом что есть силы напряг мышцы ног, внешне оставаясь расслабленным. Давление оказалось сто шестьдесят на сто десять.
— Может быть гипертонический криз, — заключил лепила.
Тосю этапировали в тюремную больницу. Здесь он повстречал много необычных людей, умудренных опытом и желанием быть на воле.
„Этот играет по-крупному“, — думал Тося, глядя на умирающего азербайджанца. Тот „умирал“ уже полтора месяца, и врачи на своем консилиуме ставили вопрос о его „актировке на свободу“. Диагноз был бесспорен, но их останавливало то, что больного ранее актировали дважды с интервалами в два и четыре года. Причем в первом случае он не досидел пять, а во втором — восемь лет. Сейчас врачам предстояло избавить его от семи лет зоны.
„Как это у него так получается? — продолжал размышлять Прикуп. — Здесь нужна мощная мастырка. Диагноз должен быть: саркома, цирроз — не меньше“.
Тосе давали таблетки, он их не принимал, а собирал в спичечный коробок. Лепила мерил давление — он напрягался. Назначались новые таблетки, и он каждый раз удивлялся изощренной сложности их названий.
Больница представляет собой отдельное крыло тюрьмы с совершенно типовыми камерами. Различие лишь в том, что здесь нет нар до потолка. Вместо них стоят кровати, на которых лежат заключенные, облаченные в белое нижнее белье на завязках и синие халаты без пуговиц и поясов.
Камеру-палату убирают раз в день. Когда это происходит, корпусной открывает настежь двери нескольких камер. Заходит женщина-зечка с ведром и шваброй. Надзиратель ходит по коридору, желая быть в каждой камере. Женщина молода и красива (возможно, лишь в сознании больных).
Девушки соглашаются на хозработы в надежде уйти по УДО». Но получается это не всегда, а подчас — дорогой ценой.
Пока она, нагнувшись, трет шваброй под чьей-нибудь кроватью, кто попроворней, норовит ухватить ее за интимные места. Но дальше этого не идет. Подобные игры разжигают желание и провоцируют к мужеложеству.
После ухода аппетитной девушки пидоры имели что увидеть от разгоряченной братвы.
По соседству с Прикупом лежал крепкий белокурый парень. Он был приговорен к полутора годам за особый садизм. Глядя на него, Тося удивлялся тому, как человек, не обогащенный элементарным образованием, неправильно выговаривающий слова, может так хитро дурачить врачей. Этот блондин с тяжелой челюстью демонстрировал Тосе свое умение воздействовать на сердце.
Прикуп держал руку на пульсе садиста.
— Сейчас он станет реже, — сказал тот, сидя на кровати, выпрямив спину и расслабившись всем телом.
Тося пальцами услышал, как биение пульса начало затихать.
— Сейчас остановлю, — произнес садист и прикрыл глаза.
Тося почувствовал, как «централка» экспериментатора перестала биться. Он смотрел на человека без пульса, спокойного и безмятежного, и не мог в это поверить. Тося аккуратно нащупал артерию у шеи, но и она молчала. Вдруг сосед открыл глаза, громко вздохнул, и кровь застучала по его венам.
— Главное — это не пропустить время. Чем больше стоит, тем сложнее запускать. Можно крякнуть, — сказал садист. Ему явно понравилось, как прошла премьера.
— А у меня может так получиться? — поинтересовался Тося.
— Да, это просто. В другой раз научу. Сейчас пора обедать. — И садист, взяв алюминиевую шленку с тумбочки, побрел к кормушке, где уже собралась очередь за баландой.
Тосю вызвали на врачебный совет, где лечащий врач, указывая на серьезность болезни, стал настаивать на признании больного инвалидом второй группы.
— Ни одно, — говорил лепила, — из самых эффективных на сегодняшний день средств ему не сбивает давления.
«Интересное дело, — подумал Прикуп, — у меня на зоне все прихвачено. Можно не работать. А дадут группу — переведут на инвалидную зону сетки плести да ящики бить. Когда бы было столько счастья?»
Врачам же он сказал:
— Я совершенно нормально себя чувствую и уже здоров. Прошу убедиться, измерив мне давление.
Давление оказалось в норме, и лечащий врач сказал, что это благодаря новейшим сверхмощным средствам. На что Тося достал из кармана халата спичечный коробок таблеток.
— Вот они, — сказал он, открывая коробок разноцветных лекарств. — Я обошелся хорошим рационом и вниманием персонала. И сейчас совершенно здоров.
Он снова в зоне.
«ЛОХОВСКАЯ»
Однажды вместе с матерью на свидание приехал Рома. Они сидели за столом, изобилующим всевозможными блюдами. Тося рассказывал о жизни в лагере. Делал он это очень сдержанно, так как все его естество рвалось на волю. Рома давал советы, опираясь на свой опыт сидения в тюрьмах. Вдруг Тося сказал:
— Рома, ты много переделал работ вместе с моим отцом. Расскажи немного. Ты ведь знаешь, я очень люблю об этом слушать.
— Ладно, сынок, — сказал Рома. Выпитый коньяк ударил в голову. Он был занесен в комнату свиданий в изнутри окрашенной белой нитрокраской бутылке из-под молока. — Я расскажу тебе пару историй о том, как мы проводили время с Арканом, твоим отцом. Это был очень способный человек — царство ему небесное! Давай выпьем и помянем его душу. Прости меня, Аркан, если можешь.
Рома осушил полстакана коньяка залпом.
— Ты не виноват. Рома. Это менты. — В голосе Тоси слышались злые нотки. — Если бы можно было найти тех, кто застрелил отца… Но я не знаю, с какой стороны подступиться. Освобожусь, немного стану на ноги и займусь наконец поисками. Пора платить.
Рома задумался. Тося напомнил о своей просьбе, и тот медленно начал свой рассказ.
— Мы работали в аэропорту Внуково. В доле у нас сидел мусор из местного отделения.
Мы катили фраера в игру под названием «Лоховская»…
