— Была, я ее потеряла.
— Жалко, — сказала Фанни.
Я видела в зеркале ее лицо и понимала, что она мне не верит. Может быть, я переборщила с враньем?
— Тебе нужно проколоть уши, — сказала Фанни. — Правда, Сабина?
— Да, — ответила Сабина.
У Сабины три дырки в одном ухе и две в другом и маленькие серебряные сережки колечками. У Фанни тоже уши проколоты.
— Давай мы проколем тебе уши? — предложила Фанни.
Я не трусиха, но очень не люблю кровь, уколы и все такое. И маме я обещала не прокалывать уши до пятнадцати лет, а то можно заработать аллергию на никель.
— Даже не знаю, — сказала я. — Уже без десяти двенадцать. Нам скоро идти.
— Мы быстро, — настаивала Фанни. — Давай! Я гарантирую — будет просто супер!
Я увидела в зеркале свои глаза. Глаза маленькой испуганной мышки, которая хочет убежать, но не может: змея гипнотизирует ее.
Фанни принесла толстую иголку, зажигалку и лед из морозилки. Она подержала иглу над огнем, а Сабина сзади прижала к мочке моего уха кусочек льда.
— Это не больно, — успокаивающе произнесла она.
Она ведь прекрасно знала, что я боюсь уколов!
В зеркало я увидела, как рука Фанни с иглой приближается к моему уху. Я быстро закрыла ухо рукой.
— Нет! — закричала я.
— Перестань, — сказала Фанни. — Давай быстрее, пока лед не растаял.
Она схватила мою руку и попыталась ее отвести.
— Не хочу! — заорала я. — Отпусти!
Они отпустили меня. Я вскочила и выбежала из комнаты. В прихожей, надевая ботинки, я слышала, как они надо мной смеются.
27. Черный кружевной лифчик
Я не могла возвращаться в школу. И домой пойти не могла. Начался дождь, я зашла в торговый центр «Ринген» и стала ходить по магазинам. Зашла, вышла, зашла, вышла. Обувь, часы, диски.
В «Н&М» я остановилась в отделе нижнего белья. Сердце заколотилось сильнее, когда я увидела выставленные на вешалках вещи. Атласные ткани, пышные кружева. Черные, белые, дымчато-розовые и серебристо-серые. Я осторожно потрогала тонкие шелковые трусики вишневого цвета и попыталась представить, что чувствует женщина, надевая такие трусики.
Чей-то взгляд заставил меня оторваться от разглядывания белья. Это была продавщица. Улыбнувшись мне, она исчезла в служебном помещении.
На отдельной стойке висели бюстгальтеры по сниженным ценам. Над ними была табличка: «Нестандартные размеры». Я покрутила стойку, и один черный кружевной бюстгальтер упал на пол. Я подняла его. Никакой защиты на нем не было. Не знаю зачем, но я засунула бюстгальтер в карман. Потом прошла мимо кассира, и никто меня не остановил.
Было уже начало второго, и я решила пойти домой. Скажу, что нас отпустили с урока труда.
Возле киоска Измета была привязана Куки и стояла коляска Калле. Куки увидела меня издалека. Она заскулила и запрыгала на поводке.
Поглаживая Куки, я смотрела в окно магазина — осторожно, чтобы они меня не заметили. Мама стояла у прилавка с Калле на руках. Измет протянул ей бело-красную пачку сигарет. Мама посмотрела на него удивленно и что-то сказала, Измет убрал пачку и достал вместо нее желтую.
В прошлый раз я покупала сигареты на свои карманные деньги и взяла «Marlboro».
— Мама теперь курит другие, — соврала я Измету.
Конечно, это было глупо. В первый же раз, когда мама сама пришла покупать сигареты, ложь вскрылась. Но ничего другого мне в голову тогда не пришло, а так хотелось вытащить из кармана красно- белую пачку и угостить ребят!
Я спряталась в чужом подъезде и переждала, пока мама с коляской и Куки пройдут мимо. Увидев, что они скрылись за углом, я тоже пошла домой, только другой дорогой.
Когда я вошла, мама разговаривала в прихожей по телефону. Я надеялась, что это Феликс — тогда она забудет про сигареты. Но это был не Феликс.
— А раньше такое случалось? — спросила она. — Это не похоже на Нору… Хотя в последнее время она стала сама на себя не похожа.
Мама строго взглянула на меня. Я остановилась у двери. Мама молчала и слушала то, что говорил ей невидимый собеседник.
— Да, — сказала она, — это серьезно. Да, конечно, я с ней поговорю… и мы всё спокойно выясним. Спасибо, что позвонили. До свидания.
Спокойно, как же! Едва успев положить трубку, мама набросилась на меня.
— Ты что делаешь? Ты с ума сошла? Прогуливаешь! Какие-то сигареты покупаешь! Ты что, курить начала? А я об этом узнаю от Измета! Потом мне звонит Гунилла и говорит, что ты ушла с уроков, ничего никому не сказав! Что с тобой происходит? Я тебя просто не узнаю!
Что на это можно ответить? Не стоит и пытаться что-то объяснить. Я пошла в свою комнату. Мама схватила меня за руку.
— Я с тобой разговариваю!
Я выдернула руку.
Мама беспомощно остановилась, а я рывком распахнула дверь и захлопнула ее прямо перед маминым носом.
Куртка все еще была на мне. Я бросила ее на кровать — и тут увидела, что из кармана торчит что-то черное. Лямка от бюстгальтера. Хорошо, что мама не заметила, а то бы был еще один повод для нотаций.
Я сняла толстовку и померила лифчик. Любой бюстгальтер любого размера был бы мне велик, но этот оказался просто огромным. Его чашки свисали как два пустых мешка, и я, наверно, могла бы дважды обернуть его вокруг моей цыплячьей груди.
Я знаю только одного человека, которому могла бы подойти такая вещь.
Карин.
Сняв дурацкий бюстгальтер, я засунула его в верхний ящик комода. Туда, где уже лежал плеер Сабины.
Украденные вещи. Воровской тайник.
В дверь постучали.
— Нора! — крикнула мама, — открой!
Я достала плеер, надела наушники и включила музыку. Сквозь грохот ударника я слышала, что мама продолжает стучать в дверь и кричать:
— Открой! Я просто хочу с тобой поговорить!
Я прибавила громкость до максимума. Теперь я уже не слышала мамин голос.
