плакаться в жилетку как-то не принято…
Вокруг столько людей и одновременно никого. Я хотела одиночества и независимости – я это получила. Как-то незаметно жизнь получила гриф секретности и перестала принадлежать мне.
«Бог поможет тебе» — эти мамины слова, как скороговорка, вертелись в голове, накладывалась на какую-то едва знакомую мелодию. Где-то я слышала это раньше, и не так давно. Бог поможет. Кто этот Бог, который может мне помочь? Где его искать?
Церковь! Илья! Я вдруг вспомнила ту ночную прогулку, странный дом с воротами-арками, свечи и музыку. Ту самую музыку, на которую так легко и гладко ложились слова «Бог. Тебе. Поможет».
Я подошла к компьютеру, связалась с кабинетом Феликса. Почти минуту на мониторе вертелся значок ожидания. Наконец, на экране появилось лицо шефа.
— Привет, Аномалия, — улыбнулся Феликс. – Зачем звонишь?
— Хочу предупредить, что сегодня не смогу придти на работу. Пусть кто-нибудь меня подменит.
— Что-то случилось?
— Ничего особенного, немного поранилась, — я подняла руку перед монитором.
Феликс нахмурился.
— Что с лицом?
— Все нормально.
— Давай, рассказывай. Не верю, что из-за царапины ты не пойдешь на работу.
Я решила сказать правду. Почти правду.
— Мы вчера с Глебом поссорились. Он нашел таблетки.
— Какие таблетки?
— Те, что ты мне дал.
— А что ж ты не спрятала их! – Феликс красноречиво постучал по лбу.
— Я спрятала. Он нашел. Не знаю, как.
— Выбрось их сейчас же. Да подальше от дома! Ты знаешь, что за это бывает?
— Выброшу, не волнуйся. Поэтому и отпрашиваюсь, — солгала я.
— Ладно. Я распоряжусь, чтоб тебя подменили.
— Спасибо. Тогда до завтра.
— Не дури. Ты поняла меня, Аномалия? – пригрозил пальцем Феликс.
Отключив связь, я тут же удалила из памяти компьютера наш разговор и пошла готовить маме завтрак.
Когда я вернулась в подвал, она уже успела переодеться. Не знаю, откуда взялась эта красная кофта с провисшими огромными пуговицами, черная юбка… Мама впервые за долгое время решила «принарядиться». Она почти ничего не съела и выглядела возбужденной: от расширенных зрачков ее серые глаза как будто вернули себе утраченный цвет, лицо преобразилось.
— Анечка, а сейчас лето? – вдруг спросила она.
— Да. Июль.
— А погода?
— Солнечно сегодня, тепло, — ответила я.
Мама заулыбалась. Она любила расспрашивать меня о погоде, о небе, солнце, о чем угодно. В ее воображении мои короткие ответы складывались в некую цельную картину. Она видела все это, дышала воображаемым свежим воздухом, подставляла морщинистое лицо мнимому солнцу.
— Анечка, я хочу попросить тебя кое о чем.
— Конечно.
— Ты бы смогла сделать так… ну… как будто мы с тобой незнакомы?
— Мам, ты что! – возмутилась я. — Что значит «не знакомы»?
— Ну, меня же уже как бы нет. А тебе еще жить и жить. Ну, если что, может, лучше сделать вид, что мы не знаем друг друга?
— Ты говоришь такие-то глупости! Как это «не знаем друг друга»?! Ты живешь у меня. К тому же генетическая экспертиза подтвердит, что мы родственники.
— Ясно, — поникла мама.
Мне стало страшно. К чему эти вопросы? Периодически мама заводила такие странные разговоры, что у меня волосы на голове шевелились. Мало проблем, так еще и она как ребенок, честное слово…
— Ладно, ты извини, мне нужно идти, — я собрала со стола остатки завтрака, поцеловала маму и пошла в дом.
В голове зрел план. Сначала мне нужно куда-нибудь увезти маму, потом… мне было страшно думать об этом «потом». Как поведет себя Глеб?
Я вышла на улицу. Погода, действительно, была замечательной. Напротив дома по парковой аллее носились карапузы, смешно переваливаясь с ножки на ножку. На лавочках под аккуратно постриженными деревьями сидели женщины, о чем-то оживленно беседовали, но глаз не спускали с малышей, вскакивая на каждый писк. Солнечная идиллия навевала мысль, что все мои проблемы надуманы, надуты, как мыльный пузырь, и еще минута – взорвутся тысячами цветных брызг.
Пытаясь вспомнить дорогу к церкви, я побрела по улице. Днем дома, деревья и перекрестки выглядели совсем иначе, чем той ночью. Переулок слева, тогда темный и зловещий, оказался просто тупиком. Я вышла на то место, где встретила ночной патруль, но никак не могла сообразить, куда же свернула потом. Ноги с гладкой дороги ступили на аккуратную брусчатку. Шаги стали гулкими, и я вспомнила, как испугалась этого звука посреди ночной тишины, как застревали каблуки между покатыми кирпичиками. Подчиняясь интуиции, я свернула на соседнюю улицу и над крышами увидела возвышающийся купол церкви.
Минув квартал, я оказалась у ограды и слегка разочаровалась: арка у входа теперь смотрелась не так величественно, огромные двухстворчатые двери вообще выглядели нелепо, черная краска на ограде облезла, корявыми пятнами обнажая неприглядное зеленое прошлое.
Потоптавшись у входа, я начала сомневаться, что здесь мне смогут чем-то помочь. По всему было видно, что они и со своими проблемами справляются кое-как.
Тяжелая дверь заскрипела. Во двор вышел мужчина в темном костюме. Надеясь, что он меня не заметил, я развернулась и поспешила прочь.
— Анна! – позвал кто-то.
Я узнала Илью. Он уже спешил за мной.
— Анна, подождите!
Убегать было глупо. Я остановилась. Илья подбежал ко мне, и снова серое тепло глаз встретило меня и вкрадчиво гипнотизировало. Надо же, он узнал меня и помнит имя!
— Здравствуйте, Анна, — улыбался Илья. — Я знал, что вы вернетесь.
— Кто вернется? Я? Просто проходила рядом.
— Конечно. Но я рад, что вы просто проходили рядом.
Я смутилась. Веду себя, как дура. Куда ж это надо идти, чтобы оказаться «просто рядом», в таком захолустье?
Илья заметил мою нерешительность.
— Может, пройдете? – спросил он и кивнул в сторону церкви.
— Зачем? Не вижу смысла, — я пожала плечами и снова прокляла себя за глупость и упрямство.
— Хотя бы для того, чтобы мы могли поговорить наедине. Я же вижу, что вы пришли за помощью. Не прячьте помыслы. От меня не получится.
Илья деликатно взял меня под руку и повел ко входу. Я все время отвлекалась на посторонние мысли: почему двери деревянные, почему бы не поставить автоматические, сколько живых цветов вокруг… и прочее, прочее. Во всех этих деталях я пыталась найти ответ на вопрос, можно ли довериться, стоит ли просить помощи или лучше уйти? У меня было лишь несколько минут, чтобы прощупать и обстановку, и этого человека.
Мы поднялись по ступенькам и прошли внутрь. В просторном зале никого не было. Возле статуи красивой женщины, печально склонившей голову, на круглой подставке горели свечи. Ряды скамеек пустовали. Больше не звучала музыка, и только пылинки неспешно кружились в лучах света, падающего на
