Через треснувшее заднее стекло я увидела, что к машине всей ватагой мчатся янги.
Илья снова нажал на газ, выворачивая руль, что есть силы. Но мы безнадежно застряли. Окружив машину, янги начали крушить стекла, пытаться просунуть руки внутрь и открыть дверцы. Мама вжалась в кресло и тихонько всхлипывала.
— Дай пистолет! – потребовала я у Ильи тоном, не терпящим отказа.
Он выхватил оружие из-за пояса и протянул мне. Недолго думая, я прицелилась и прострелила волосатую руку, почти дотянувшуюся до ручки двери. Янг вскрикнул, отдернул раненную лапу и разразился проклятиями. По стеклу красными дорожками растеклись брызги крови.
Сквозь крик и грохот я расслышала звук сирены. Он быстро приближался и нарастал. Янги, как ошпаренные, бросились врассыпную.
— Теперь конец, — сказал Илья и грохнул кулаком о руль.
— Прости, — только и успела ответить я, когда к разбитому окну склонилось лицо в черной фуражке со значком спецотдела. Уж не знаю, к кому в тот момент я испытала большую ненависть: к красным «кепкам» или вот этим, черным.
— Специальный отдел по чрезвычайным ситуациям, лейтенант Боровой, — отрапортовал мужчина. — Прошу выйти из машины.
Илья открыл дверцу и тут же оказался распластанным на капоте, кривясь от боли в вывернутых руках.
— Повторяю, покиньте машину.
Я вышла. Вокруг с автоматами наперевес стояли амбалы в такой же черной форме. Хороши вояки! Всей ротой, да еще с автоматами приперлись брать одну старушку!
— В машине моя мама. Она не сможет выйти сама. Она ранена, — сказала я в надежде, что ее не тронут… хотя бы пока.
— Анна-Амалия Лемешева, вам предъявлено обвинение в сокрытии представителя нулевого поколения. Статья пятьсот восьмидесятая.
Из машины кое-как выбралась мама и кинулась в ноги лейтенанту.
— Она не виновата! Отпустите ее! Прошу вас, ради Бога! – рыдала она.
Лейтенант поморщился и дал знак одному из амбалов. Тот подошел, поднял маму с колен и, особо не церемонясь, повел к бронированному автобусу.
— Куда вы ее везете? – обратилась я к лейтенанту, но тот не ответил.
Мне надели электрические наручники и посоветовали не сопротивляться.
— Кто это? – спросил лейтенант, поднимая подбородок Ильи черной отполированной на чужих спинах дубинкой. Такие давно не использовались службами правопорядка. Но этот тип, видимо, был настоящим патриотом своего дела и ценителем профессиональных раритетов. Мне стало еще страшнее.
— Я его не знаю, — ответила я.
— Чья машина?
— Моя, — простонал Илья.
— Что в вашей машине делали эти женщины?
— Я угрожала ему пистолетом! — опередила я Илью. — Я заставила его выйти из машины, но этот скот не послушался!
— Ну-ну, — недоверчиво произнесла «кепка».
Илья с посмотрел на меня с недоумением.
— Не верите? Посмотрите — в машине пистолет.
Лейтенант лишь кивнул, и очередной амбал отделился от оцепления, подошел к машине. Пошарив в салоне, он осторожно, двумя пальцами достал оружие и аккуратно положил в вакуумный пакет.
— Разберемся, — презрительно ответил лейтенант. — Вы поедете с нами.
Вокруг не было ни души. Казалось, все прохожие испарились, боясь стать свидетелями появления спецотдела. Даже привычный шум машин стал тише.
Вдруг прямо к бронированному автобусу подъехала машина. Из нее выскочил Глеб и бросился к нам.
— Стоять! – закричал лейтенант и десяток стволов направились на Глеба.
— Это моя жена! – замахал он руками.
— Сволочь! Это все из-за тебя! – не сдержалась я и, оттолкнув плечом преградившего путь лейтенанта, кинулась на Глеба.
Наручники за спиной затрещали, и тело скрутило от боли. От разряда тока я свалилась на землю, и мир погас в мучительных судорогах.
Еще полностью не очнувшись, я сразу поняла, где нахожусь. Запах стерильной чистоты и медикаментов не спутать ни с чем. Открыв глаза, я уперлась в белый потолок и такие же белые стены. На мне красовалась обычная больничная одежда: сероватая рубашка и свободные штаны. Но на палату комната не была похожа. И тогда я подумала, что, скорее всего, нахожусь в изоляторе тюрьмы или сумасшедшего дома.
Я сползла с мягкой черной кушетки и встала на ноги. Как ни странно, но боли или недомогания я не ощущала, наоборот, чувствовала себя довольно бодро, как будто только что проснулась после долгого спокойного сна.
Потрогав спину в том месте, где должен был остаться как минимум синяк от удара камнем, я ничего не почувствовала и решила, что удар, может быть, пришелся чуть выше, куда мне не дотянуться рукой.
Побродив по комнате еще пару минут, я заметила в углу, почти под самым потолком, черное круглое пятнышко.
— Воды принесите, — обратилась я к нему, решив, что это камера наблюдения. — Пить хочу ужасно.
Не прошло и минуты, как дверь открылась, и в комнату вошла женщина в знакомой белой форме. В руках она держала бутылку воды и стакан.
— Добрый день! – приветливо сказала она, откупорила бутылку и протянула мне.
«Значит, сейчас день» — подумала я и решила, что провела без сознания или несколько часов или почти целые сутки. Проигнорировав приличия, я взяла бутылку и начала жадно пить прямо с горла. Когда бутылка почти опустела, женщина снова вежливо обратилась ко мне:
— Как вы себя чувствуете? Где-нибудь болит?
— Все нормально. Где я?
— К вам скоро придут.
— Кто? Где моя мама?
Но гостья в белой форме только загадочно улыбнулась и исчезла за дверью.
Прошло где-то полчаса, как ко мне явились два «посетителя» — Феликс и Ее Величество Андриана Майер. Все стало ясно: я — в Центре евгеники.
— Как ты? Нормально? – сразу бросился ко мне Феликс.
Андриана стояла рядом и лишь высокомерно косилась на меня.
— Да, — ответила я Феликсу.
— Ну, слава Богу! – затараторил он.
При чем здесь Бог, подумала я, но промолчала. Бог не помог.
— Я сожалею, что с твоей мамой…
— Что с ней? – схватила я Феликса за форму.
— С ней все нормально. Она в безопасности, — ответил он и оглянулся на Андриану.
— Вот сволочи! – я вспомнила о янгах, потом о лейтенанте спецотдела и Глебе.
— Вместо того, чтобы поблагодарить, вы еще и выражаетесь, — наставляющее сказала Андриана.
Я проигнорировала ее слова. Какой смысл объяснять и оправдываться? Наверняка, они все уже знают. А если не все, то лучше пока держать язык за зубами.
— Анна, не горячись, — ответил обиженно Феликс.
— Где мама?
