— Моё дело сделано, великий магистр? — спросил он, и Астелян смутился.
— Ты хорошо поработал, брат-капеллан, — раздался глубокий сильный голос позади Астеляна. — Ты заслужил черную жемчужину на свой розариус. Теперь я сам займусь этим предателем.
Астелян огляделся по сторонам, но поначалу никого не заметил. Зато он услышал лязг двери, и свет ламп перестал проникать в камеру из коридора. Некое движение привлекло его внимание, заставило всматриваться ещё пристальней. Сначала из теней появился лик черепа, это была маска мужчины, закутанного в рясу, будто сотканную из черноты. Незнакомец вышел вперед в тусклом свете жаровни. Астелян узнал в нем космодесантника, который находился в камере, когда в неё впервые привели самого Астеляна.
— Ты слышал все, ты все это время находился здесь? — выдохнул он в недоумении. — Кто ты?
— Я Сафан, великий магистр капелланов, искатель секретов, — ответил космодесантник медленно, взвешивая каждое слово, — И я действительно был здесь с самого начала. Простой трюк для отвода глаз, твоё внимание было сосредоточено на чем угодно, только не на моем присутствии.
— Что ты со мной сделаешь? — спросил Астелян.
Сафан молча махнул кому-то через плечо пленника. Дверь отворилась, появились ещё две фигуры в масках-черепах и черных рясах. Руки в клепаных перчатках схватили Астеляна. Он тщетно попытался отбиваться, но оказался слишком слаб для сопротивления, жизненные силы вымотала пытка последних дней. Его уже тащили к двери, когда Сафан вскинул ладонь и жестом приказал охране остановиться.
— Ты будешь взят в самые глубокие тайники Скалы, и там останешься, о тебе позаботится лучший из наших апотекариев, — сказал великий магистр глубоким сильным голосом. — Там не будет покаяния, не будет конца, ни быстрого, ни иного. Там ты услышишь крики Предателя и придешь к пониманию, что ты натворил.
— Лютер, Лютер здесь? — спросил Астелян, мысли его закружились. — Как? Почему? Разве он не принял смерть от руки Льва на Калибане?
— Он не умер, — ответил Сафан. — Он наш и содержится в глубочайшей камере внутри этой скалы. Когда его крики насчёт прощения эхом отзовутся в твоих ушах, ты научишься молить о милосердии как следует.
— Я не понимаю, — признался Астелян.
— Ты любишь афоризмы Империума, — Сафан махнул рукой космодесантникам, которые удерживали его пленника. — Ты говорил, что их смысл глубже, чем принято считать. Я тоже понимаю мудрость, которая лежит в основе пословиц и бранных слов простонародья.
Астелян кивнул. Пока охранники вытаскивали его из камеры и закрывали дверь, он снова услышал слова Сафана.
— Знание сила, стереги его хорошо, — произнес голос великого магистра ему вслед.
ИСТОРИЯ БОРЕЯ
ДАЖЕ используя опасные режимы реактора, 'Клинок Калибана' мог добраться до Писцины IV только за двенадцать дней. Едва космодесантники вернулись на борт, судно двинулось полным ходом. Борей прошел прямо в часовню и закрылся в ней наглухо. Десять дней он находился там.
Все это время он стоял на коленях перед алтарем, безмолвный и без сна, система брони поддерживала его и не давала упасть. Со стороны Борей походил на статую. Однако, хотя тело оставалось неподвижным, мысли капеллана-дознавателя бушевали в лихорадочном смятении. Чтобы успокоиться, он беззвучно повторял молитвы и гимны, часами читал про себя на память псалтырь и катехизис, но все было тщетно. Отчаяние превратилось в гнев, гнев сделался страхом, страх снова обернулся отчаянием, разум словно затягивало в водоворот.
Борей отчаянно искал здравомыслия и спокойствия, но безумие вползало в мозг, терзало совесть, раздирало в клочья гордость, разжигало чувство вины. Осознание собственной опрометчивости и глупости позором жгло позором душу капеллана. Раскаяние замучило его, и тогда Борей мысленно обрушил проклятья и на головы великих магистров с их тайнами, и на Гефеста с его недоверием. Безысходность ситуации сокрушила душу. Прежде эмоции Борея сдерживала усвоенная при обучении железная дисциплина, теперь они дрейфовали как обломки разбитого корабля в штормовом море.
Пылкие молитвы и просьбы указать путь, дать знак и направить поступки, так и остались без ответа, откровение не наступило. Каждый раз ощущение, что он предан, нарастало в душе капеллана. Одно предательство совершили те, кому он служил, другое — служившие рядом с ним. Некто издевался с глумливым смехом, в галлюцинациях преобладало видение безжизненной Писцины, земли, усеянной миллионами костей. Искаженные, осклабившиеся лица, фигуры, закутанные в тени, потешались над невежеством Борея.
Больнее всего было осознавать проигрыш. Падшие все время водили капеллана за нос, поддразнивали его, выманивали с планеты. Хуже того, Борея не просто провели, но вдобавок совратили духовно. Он нарушил клятву, согласно которой обязан был оберегать Писцину и её жителей. Падшие заставили его вступить в конфликт с военными силами, верными Императору. Сам масштаб совершенного врагами смущал и превосходил всякое понимание. Это была иллюзия, спектакль театра теней, который отвлек капеллана и увел его от истинной цели.
Беспорядки были спровоцированы падшими, чтобы привлечь внимание Борея, теперь это сделалось таким очевидным… Не было изуродованного навигатора, был лишь предлог. Как долго агенты падших манипулировали гражданами Кадиллус-Харбора, как долго сеяли ложь и интриги в самом сердце страны, которая, согласно клятве, находилась под защитой Борея? Они наверняка предвидели, что слухи о присутствии 'Сан Карте' в конце концов дойдут до капеллана-дознавателя. Они знали, насколько немилосердны Темные Ангелы во время охоты, и ради реализации плана без жалости пожертвовали собственными сторонниками. Подброшенной информации хватило, чтобы заманить капеллана на фальшивую базу, в итоге он удалился того места, в котором он обязан был пребывать. Самой убийственной стороной плана была его абсолютная отвага и дерзость. В моменты просветления Борей сводил все воедино, и выводы получались неутешительные — спасти Писцину IV от уготованной ей ужасной судьбы не получится. После гибели Писцины IV, новой жертвой нападения станет Писцина V. С прибытием 'Сан Карте' возникла цепочка событий, которая увлекла Борея прочь, падшие тем временем, высадившись, оставались на планете. По мере преследования корабля, расстояние между Бореем и его настоящей добычей только увеличивалось. В этом имелась хорошо просчитанная и жестокая ирония, нацеленная на причинение максимальных мучений. Падшие не ограничились уничтожением мира, который находился под защитой Борея, они заодно навлекли проклятье на душу самого капеллана.
На коленях, на полу часовни, склонив голову перед алтарем, Борей просил Императора и примарха о прощении. Он знал, что прощения не получит, потому что сам не может себя простить. Темный комок греха и позора, корчился внутри капеллана, пока он находился один в запертой часовне. Если Борей когда-нибудь решится выйти, как он встретится Гефестом, невольным виновником постигшего их проклятия? Как он будет разговаривать с Завлом, с самым пылким изо всех, с тем, который считал капеллана героем ордена? А другие, Нестор, Дамас, Тамиил… даже их молчаливое присутствие станет обвинением и причинит не меньшее страдание. Борей не мог предстать перед братьями. У него не было ответов на самые важные для них вопросы. Темные Ангелы обратятся к нему как к источнику мужества и силы, а он не ничем не сможет с ними поделиться.
На десятый день, осмеиваемый воображаемыми демонами, Борей выхватил пистолет и приставил дуло к слабому месту брони на стыке возле шеи. Если болт разорвет горло и снесет позвоночник, боль закончится навсегда. Полдня капеллан сидел, трогая пальцем спусковой крючок и воображая себе это легкое, одним движением достижимое забвение.
Разум умиротворился в безмолвии. Лишние мысли ушли, в голове остался единственный
