– Боже, как ты великодушен.
Приглядевшись поближе, Морис заметил, что написанное им родимое пятно исчезло. Рассмотрел на том месте легчайший отпечаток пальца, слишком маленького по сравнению с его собственным. Потом Увидел отложенный тюбик с краской.
– Она оставляет подсказки.
Когда они легли в постель, он не упомянул об этом, Оба заснули, каждый со своими расчетами.
Глава 7
Зачем она, для начала, позволила Холли везти ее загорать?
Позвонила врачу. Придется соврать Морису. Ему требуется лишь очередной предлог для того, чтобы спрятаться.
– Еду к Холли, – предупредила она в дверь студии.
Морис знал, что Шейла врет: Холли до полудня никогда ничем не занимается.
После ее ухода сел за кухонный стол, потягивая кофе. Напротив него Иона прикрывал глаза рукой от солнца.
– Если нельзя ей верить, значит, никому нельзя верить. А что ты будешь делать, если с ней что-то случится? Думал об этом когда-нибудь?
– Каждый женатый думает.
– Нет, по-моему, ты протанцевал эту мысль. Шаркнул правой ногой туда-сюда, выкинул фортель и развернулся. Вот и все.
– Ты мне надоел.
– Ты должен приготовиться к смерти. Если существует список грехов, то твой будет потолще манхэттенских «Желтых страниц».[26]
– Дурных поступков тоже никогда не подсчитываю.
– Они в счет вообще не идут. Как говорится, просто учти – грех есть грех.
– Не бывает такого стандарта.
– Если стандарты вообще бывают.
– Заткнись.
– Все в порядке, – сказала Шейла Первая. – Просто организм выкидывает фокусы.
Шейла вела машину, зная, что на пассажирском сиденье никого нет, и все-таки для проверки поглядывая на него на каждом светофоре.
– Да, я здесь, – сказала Шейла Первая. – Всегда здесь. И буду с тобой в холодной палате, хоть не верю в западную медицину.
– Веришь во всякий шаманский бред. Хорошо помню. Возмутительно.
– Именно твое возмущение и отправило меня в изгнание. Стыдно.
– Это я во второй раз за два дня предстану на публике голой. Голой в флуоресцентном сиянии. Пошло в задницу это телесное электричество.
Кофеин перезарядил Мориса. Мысли прояснились.
– Больше ты по своей воле не заставишь меня исчезнуть, – сказал Иона, закидывая ноги на стол.
– Нет, заставлю. Сейчас же сбрось со стола проклятые ботинки.
Морис развернул газету и прочел, что на нынешний вечер назначено заседание городского совета. Тут газета от пинка Ионы свернулась в руках.
– Ку-ку, – сказал Иона. – Я тебя насквозь вижу.
Врач, как обычно, расспрашивал Шейлу, подозревая некий причиненный организму вред. Не дотронулась ли она до солнца рукой без перчатки? Не купалась ли в его свете без противорадиационного костюма?
В полдень позвонила Холли.
– Где Шейла?
– Я думал, у тебя, – ответил Морис. – В чем дело? Шейла никогда не лжет. Где она?
– Если б я знала, тебе не сказала бы, только не знаю. Может быть, ищет прежнюю Шейлу, ту, которую оставила позади, выйдя за тебя замуж. Морис, я действительно хочу помочь, но ты сейчас сам должен действовать. И лучше поскорей пошевеливайся.
По дороге домой Шейла Первая сказала:
– Этот врач ничего не знает.
– Знает. Что-то подозревает.
– Наверно, хочет на Багамы поехать. Пара-тройка анализов – дело в шляпе, звони турагенту.
– Что же, он никогда не вынырнет?
– Кто, Морис? – переспросила Шейла Первая. – Ну, никто точно не скажет. Пойми, он и есть тот самый великий человек, о котором сказано в твоей книге, но ни ты, ни он никогда его не увидите.
– Он может быть кем угодно, только ни один из них не великий.
– Он трюкач.
– Ох, Боже мой, только не надо юнговской[27] белиберды. Я никогда таких книг не читала.
– Да ведь это правда. И если когда-нибудь перестанет выкидывать фокусы, может случиться все, что угодно. Колдуя, он закрывает глаза, чтоб не видеть, как это проделывает. Ты тоже закрываешь глаза, чтоб ему угодить. Может, пора открыть глаза. Никогда не угадаешь, на что он способен, пока не перестанет вытаскивать из шляп кроликов.
– По-моему, он никогда не всплывет.
– Позволь тебя уведомить, – сказала Шейла Первая. – Киты – млекопитающие. Им нужен воздух.
Морис раздумывал над замазанным родимым пятном. Что это значит? Ей хочется изменить себя? Изменить их обоих? Вообще все изменить? И зачем солгала нынче утром?
– Может быть, для начала, перестанешь воображать желаемое? – сказал Иона.
– Может быть, ты меня оставишь в покое?
– Вот она, – сказал Иона. – Сам спроси.
Шейла появилась на кухне, бросила на стол ключи. Морис не слышал, как дверь открылась.
– Где ты была?
Шейла пожала плечами.
– Пусть вопрос канет на дно морское, – сказал Иона. – Как обычно.
Улегшись в ту ночь в постель, Морис обнаружил рядом не Шейлу.
– Пошел прочь, – сказал он Ионе. – Тебе не место в этой постели.
– В ней уже спало столько людей, вдвоем, втроем, в таких комбинациях, которых не насчитаешь и в покере.
Морис столкнул Иону с матраса, и Шейла улеглась рядом с ним, прильнула к его спине обгоревшей на солнце кожей. Засыпая, пробормотала:
– Яма хамма-гава.
– Знаю, – сказал Морис.
– Нет, не знаешь. – Она открыла глаза. – Что ты делаешь?
– Ничего. Просто лежу.
– М-м-м… Что я сейчас сказала?
– Что-то вроде хамма-гава.
– Есть что-то такое на свете?
– Видел в «Нэшнл джиографик».[28]
– Нет, не видел.
– Ну, мог видеть. Ты их во сне звала. По-моему, ты – пропавшая богиня племени. Нечаянно сюда забрела. Не помнишь, откуда ты, а во сне вспоминаешь.
– Ты когда-нибудь меня домой отведешь?
– Разумеется, нет. Я храню то, что нашел.
– Мне порой кажется, что ты – дьявол. А порой – что просто заблудившийся мальчик, который ищет маму.
