– Нейл тоже так говорит.
Яхта подошла к Бибиону и бросила якорь. Все решили купаться. Команда спустила на воду две парусные шлюпки, и Адам взял в одну из них старшего ребенка Гудменов – девочку, на которой был спасательный жилет. Ее двухлетний брат вопил, что он тоже хочет купаться, и Адам пообещал ему, к ужасу Александры, что позднее за ним вернется, если тот будет себя хорошо вести.
Катринка наблюдала с палубы, как Адам держит девочку па руках, направляя маленький парусник так, чтобы поймать слабый ветер. Та легкая зависть, которую она испытывала, давно уже сменилась искренней привязанностью к детям своих друзей, но иногда она не могла избавиться от мыслей о том, не пожалел ли когда-нибудь Адам, что не женился на Александре.
– Посмотри на него. Он так хорошо ладит с детьми, – сказала она Томашу, легко переходя на чешский, когда он подошел к ней и обнял ее за обнаженную загорелую талию.
– У тебя хорошая жизнь, Катринка, – сказал он, имея в виду не столько ее очевидное богатство, сколько то, что она была деятельна, удачлива и вышла замуж за человека, которого любила и уважала.
А Катринка думала о тех неделях, которые ей скоро предстояло провести в обществе Нины, Кеннета, Клементины и Уилсона, которые должны были отправиться вместе с ней и Адамом в круиз вокруг островов Греции, чтобы отпраздновать сорок пятую годовщину свадьбы старших Грэхемов. Она хорошо представляла, как Кеннет Грэхем будет постоянно испытывать легкое похмелье, а Нина Грэхем постоянно высказывать свое недовольство, сосредоточившись теперь на единственной теме – на своем несуществующем внуке. Она думала о бесконечном потоке сообщений от компании «Цейс», полных подробностей о скрупулезных проверках и перепроверках версий, которые оказывались несостоятельными. Она думала о клиниках, где лечили бесплодие и где время от времени ее обследовали и что-то кололи и измеряли, брали у нее анализы, делали рентген и лапароскопию. Она думала об Адаме, который иногда, как ей казалось, был где-то далеко от нее, даже когда находился рядом, казался чужим и разочарованным.
– Ты бы отказался от Мартина за все это? – спросила она Томаша.
– С жизнью нельзя заключать сделки, Катринка, выторговывая одно вместо другого, нельзя совершать обмен, если тебя не устраивает то, что она дала.
– Ты счастлив?
– И да. И нет. По-разному. У меня хорошая жена, прекрасный сын, есть жилье, работа, еда на столе. Ну а если я не свободен снимать такие фильмы, какие мне хотелось бы, ну что ж, кто в этом мире получает все, что хочет?
– Ты когда-нибудь чувствуешь себя от этого несчастным?
Он улыбнулся:
– Часто. Но я это преодолеваю.
– Я тоже, – сказала, смеясь, Катринка. Небо над головой было такой сочной голубизны, что напоминало цветной керамический купол, веселые полосатые парусные шлюпки подпрыгивали на небольших, с гребешками пены, волнах. Она заметила, что ее муж выглядит беззаботным и счастливым, что он смеется, разворачивая маленькую шлюпку так, чтобы поймать ветер. Вокруг было так красиво, и ее окружали люди, которых она любила.
– Я очень счастливая женщина, Томаш, и я это понимаю.
Глава 34
В этот вечер семейство Грэхемов и их гости были приглашены на прием, который устраивали Курт и Луиза Хеллер в своем палаццо на Большом канале: в программе мероприятий фонда «Спасем Венецию» прием был одним из самых заметных событий. Хеллер, дипломат из ФРГ, и его жена, дочь крупного промышленника, по мнению Катринки, были весьма холодными и скучными людьми, но Адам все же настоял на том, чтобы они пошли на этот прием. Он считал необходимым заводить связи с влиятельными людьми в тех странах, где у него были значительные деловые интересы; в данном случае его интересовала судоверфь в Бремене.
После легкого ужина Адам, Катринка и остальные приглашенные поднялись на борт яхты «Сигаретт» и поплыли вдоль темных каналов, мимо мягко освещенных дворцов с причудливой формы балконами и облупившимися фасадами, мимо гондол, в которых сидели мужчины и женщины в вечерних нарядах или маскарадных костюмах. Если бы не гул моторов яхты или проплывавшие время от времени мимо них пароходики, набитые шумными венецианцами и любопытными туристами, отправившимися на вечернюю прогулку по каналам, можно было подумать, что на дворе пятнадцатый век.
Когда они прибыли на прием, он был уже в полном разгаре; звуки рок-музыки, несущиеся из танцевального зала, абсолютно не сочетались с мягким светом хрустальных люстр, мерцанием свечей в серебряных канделябрах, густым ароматом цветов, слугами в ливреях с галунами и гостями в изысканных вечерних туалетах, медленно фланирующими из зала в зал. Хеллеры купили это палаццо, в котором когда-то жил лорд Байрон, три года назад. Они укрепили осевший фундамент и покосившиеся стены и реставрировали потрескавшуюся и облезлую внутреннюю отделку комнат, заплатив за это три миллиона долларов; по крайней мере так написала Сабрина в своей колонке.
– Не может быть, – прошептала Дэйзи, когда они вошли в заполненный танцевальный зал.
– Что? – рассеянно спросила Катринка, с восторгом рассматривая резные и позолоченные потолки, фрески на стенах и мраморные полы, которые своим видом как бы напоминали о том, что просто необходимо спасать Венецию. Этот фонд был единственной благотворительной организацией за пределами США, в котором Грэхемы участвовали. Их девизом было – пусть французы сами спасают свой Версаль.
– Марк ван Холлен.
Как только Дэйзи произнесла его имя, Катринка сразу переключила свое внимание на гостей и заметила его в нескольких шагах от себя. Его выгоревшие на солнце волосы были почти белыми, он похудел и отрастил бороду, но не узнать его было невозможно.
Заметив их, Марк извинился перед своими собеседниками и подошел поздороваться.
– Дорогой, как приятно снова видеть тебя, – сказала Дэйзи, когда он поцеловал ее в щеку.
Пробормотав «добрый день» и улыбнувшись задорной улыбкой, он пожал руку Катринке, затем Адаму. Некоторое время все четверо стояли, чувствуя неловкость оттого, что не знали, о чем говорить. Наконец, Марк пригласил Дэйзи на танец, предоставив остальным гадать, означает ли его появление на этом приеме,
