Падение во время спуска не причинило вреда ни ей, ни ребенку, об этом можно было теперь не беспокоиться. Циммерман весело кивнул и сказал:
– Мне бы хотелось, чтобы все мои пациенты понимали значение гимнастики.
Он был высокий и очень худой, с точеными чертами лица, светлыми волосами и чуть более темными усами.
Катринка отметила, что он похож на киноактера. Но было в нем что-то отталкивающее. От него исходила какая-то холодность, хотя с Катринкой и другими богатыми женщинами, немного влюбленными в него, доктор Клаус Циммерман был воплощенной любезностью. Он доверительно улыбнулся и спросил:
– Что вы собираетесь делать после рождения ребенка? Вы думали об этом?
Его улыбка, заметила Катринка, совершенно не отражалась в его глазах. Они были серые и напоминали ей темное и холодное Балтийское море, каким она его запомнила на отдыхе в Польше дождливым летом.
– Да, – кивнула она.
Он вопросительно посмотрел на нее взглядом полицейского, ожидая продолжения ответа. Катринка решила не распространяться. Даже Миреку она не все сказала.
– Все готово, – холодно добавила она.
Как с ней непросто, подумал Циммерман, восхищаясь ею и в то же время раздражаясь. Ей всего девятнадцать лет, не замужем, ждет ребенка. При этом ведет себя как аристократка, которой надоело его назойливое любопытство.
Он сдержал раздражение, изобразил дружелюбный взгляд и сказал:
– Мирек говорил мне, что вы собираетесь оставить ребенка.
– Да, – резко ответила Катринка, сомневаясь, что Мирек обсуждал с этим человеком интимные вопросы.
– А вы уверены, что это разумно?
– Мирек не согласен с моим решением? – заподозрила Катринка.
Циммерман заколебался, не зная, что ответить. Для Катринки этой паузы было достаточно: она не может доверять ни единому его слову.
– Нет, нет.
Мирек сказал ему, что девушка делает глупости, оставляя ребенка, но он сделает все, чтобы помочь ей.
– Когда я предложил ему устроить будущее ребенка, он, конечно, сказал мне, на что вы надеетесь.
– На что? – Катринка уловила тень сомнения в его голосе.
– Незамужней женщине очень трудно вырастить ребенка одной.
– Я справлюсь.
Катринка говорила по-немецки очень хорошо, но не настолько свободно, чтобы уловить все нюансы языка, подумал Циммерман. Он говорил медленно, тщательно подбирая слова, стараясь убедить ее, что одинокой матери очень трудно растить ребенка и одновременно зарабатывать на жизнь. Он нарисовал ей бесперспективное будущее, в котором ее ждет тяжелая работа и нищенское существование.
– Разве вы этого хотите для себя? И для ребенка? Катринка почувствовала холодную ярость. Она лучше умрет, чем будет так жить.
– Нет, – быстро ответила она. – Не хочу, – продолжала она. – И у меня все будет по-другому.
– Вы уверены?
– Да. Абсолютно.
– Катринка, дорогая, будьте рассудительны. Вам нужно принять единственно верное решение. От этого зависит не только ваше будущее, но и будущее вашего ребенка.
– Я уже все решила. Я думала об этом месяцами. Я оставлю ребенка.
Ее голос звучал твердо и спокойно. Она не из тех молодых женщин, которые склонны к истерикам, с восхищением подумал Циммерман. Он продолжал убеждать ее:
– Пожалуйста, подумайте. Я желаю вам только добра.
– Да, знаю. – Если Мирек доверял этому доктору, то и Катринке не оставалось ничего другого, хотя он ей очень не нравился.
Циммерман встал:
– Я жду вас в конце месяца. Договоритесь о времени приема с фрау Браун.
Он вышел из-за стола и проводил Катринку до двери своего роскошного кабинета.
– Вы довольны своим жильем?
– Да, – ответила Катринка. – Фрау Браун очень добра ко мне. Квартира удобная – Мирек и Циммерман договорились, что Катринка будет жить в районе Нью-хаузена, недалеко от клиники. Квартира принадлежала Эрике Браун, личному секретарю доктора Циммермана.
– Отлично. Приятно слышать. – Он задержал ее руку в своей, заглянул ей в глаза. – Вы смелая женщина.
Он улыбнулся, и на этот раз Катринка увидела понимание в его глазах. Она дружелюбно улыбнулась в
