слушали бой этих часов.
Как-то вечером они с Эрикой Браун ходили слушать «Тоску». Билеты Эрике дал Клаус Циммерман, который сам не мог пойти, его пригласили на трудные роды. Он попросил Эрику пригласить Катринку от его имени. Это было не столько проявление доброты, сколько желанием войти к ней в доверие. Катринка хорошо относилась к Эрике, но к Циммерману оставалась холодной, а ему было нужно, чтобы она считала его своим защитником, пекущимся о ее благополучии.
Этот вечер не принес Клаусу желаемых результатов, но опера доставила Катринке удовольствие. Этот вечер был полон очарования: ярусы лож в стиле рококо, шикарные туалеты дам, элегантность мужчин, возвышенная красота музыки – все пленяло Катринку. Когда тенор, о котором Катринка раньше не слышала, исполнял арию, у нее выступили слезы.
После этого Катринка не упускала возможности пойти в оперу. Она отвлекалась от своих проблем, слушая музыку Пуччини, Верди, Моцарта. Горевать о мадам Баттерфляй было лучше, чем оплакивать себя.
Как-то раз Катринка опаздывала на работу после дневного представления. Торопясь по Максимилианштрассе к «Четырем временам года», она, проталкиваясь через толпу, столкнулась с молодым человеком. При этом бумажный пакет, который был у него в руках, разорвался. На землю высыпались носки, нижнее белье, какие-то коробочки. Он наклонился, чтобы собрать их, выругавшись по-чешски. Катринка ответила ему на том же языке, извиняясь и торопливо помогая ему собрать рассыпавшиеся вещи. Она не любила опаздывать. Внезапно она почувствовала, что он молча идет рядом с ней. Она остановилась.
– Вам чего?
– Вы чешка? – спросил он.
– Да, – ответила она, удивляясь, что он догадался. Потом засмеялась – Я даже не заметила, что говорю по-чешски.
Он протянул ей руку.
– Франта Дохнал, – представился он.
Ему было около тридцати лет. Он был чуть ниже ее ростом, стройный, немного даже хрупкий, но не женоподобный. У него была эффектная внешность: темные волосы, светлая кожа, желто-зеленые глаза. Улыбка была открытой и дружелюбной. Он сразу вызывал доверие.
– Катринка Коваш, – сказала она, пожимая его руку. – Приятно познакомиться. Добрый день.
– Может быть, выпьем кофе?
– Очень жаль, но я опаздываю на работу.
– А после работы?
Она покачала головой.
– Я заканчиваю после полуночи и очень устаю.
– Тогда завтра?
Под ее свободным хлопковым платьем был хорошо заметен живот, а на руке не было обручального кольца.
Она заколебалась, боясь, что он не так поймет ее согласие.
– Только для того, чтобы освежить мои знания чешского, – упрашивал он. В Мюнхене была большая чешская колония, и у него было много подруг среди них, но не таких красивых, как эта темноволосая и в полном смысле слова сногсшибательная девушка.
Катринка засмеялась, и Франта, как все мужчины, был очарован ее смехом.
– Ну, хорошо, – согласилась она.
– Где?
– Кафе «Глокеншпиль». Знаете? Ну, а теперь мне нужно идти. – И она поспешила к служебному входу.
С самого начала она дала гонять Франте, что ее не интересует любовный роман, намекая, что ее сердце занято. Это, к сожалению, было правдой, хотя она и старалась забыть Мирека Бартоша. Катринка сказала Франте, что в Мюнхене подрабатывает, а потом присоединится к своей лыжной команде для тренировок. И это было бы правдой, если бы не ее беременность. Но она никогда не говорила о ней, а он ничего не замечал.
Боясь разоблачения, Катринка отказалась знакомиться с чешскими друзьями Франты. Вдруг кто-нибудь окажется наблюдательнее его. Хотя что это изменит? Катринка не могла ответить на этот вопрос, но предпочитала быть осторожной.
Франта же давно не знал осторожности. Большую часть жизни он был увлечен автомобилями, признался он Катринке за ужином в «Хиршгартенсе», открытом ресторане в Нимфенбургском парке. В 1949 году, когда он был еще ребенком, отец взял его на гонки Гран-при в Брно; Питер Уайтхед выиграл тогда чудесный красный «феррари». С тех пор Франта решил стать автогонщиком. Когда ему было пятнадцать, отец, понимая, что выбор сына окончателен, разрешил ему участвовать в небольшом ралли на его «аэро» 1932 года, при условии, что Франта поступит в университет на отделение прикладной механики. Получив диплом, Франта попал в технический отдел «Шкоды» и участвовал в авторалли за ее команду. Это давало ему возможность побывать в ряде европейских стран. Вскоре его перестало устраивать то, что он ездит только на «шкодах». Он хотел участвовать в гонках на машинах других известных фирм, но это было невозможно, пока он оставался в Чехословакии.
Долгое время он думал, как бы перебраться на Запад.
– Это сейчас просто, – говорил он ей, – когда Дубчек открыл границы. А когда я уезжал… – он покачал головой. – Все было по-другому.
Если бы у него были родственники за границей, он мог бы получить гостевую визу. Если бы были деньги, купил бы ее. Порой люди пытались пересечь границу под вагонами поездов. Иногда им это удавалось.
