по лестнице.
– Натан, ты должен их остановить.
Натан пожал плечами:
– Он хотел скормить меня акулам.
Двое солдат тащили Монтгомери наверх. Его ноги безжизненно бились о ступени.
Бренно судорожно размышляла о том, что ей делать. Расправиться с ними физически у нее не было сил. Ей надо следовать за их кораблем и каким-то образом убедить короля в невиновности своего мужа.
Она поднялась на палубу за солдатами и с болью в сердце наблюдала, как Джеймса переправили на британский корабль. Натан, завернувшись в плащ, последовал за ними. На палубе стоял ее отец и самодовольно улыбался.
Бренна отвернулась.
– Мне очень жаль, мисс, – сказал капитан корабля Джеймса. У него был подавленный вид. – Их было слишком много.
Она тупо кивнула.
– Нам надо его спасти.
– Для этого нас слишком мало, мисс. Сначала надо подключить флот его брата.
Глядя вслед удалявшемуся кораблю, капитан задумчиво почесал в затылке.
– Я даже не понимаю, в чем дело. У господина Джеймса всегда были хорошие отношения с королем. Он даже время от времени был королевским пиратом. Его называли Покорителем.
Бренна тяжело вздохнула. Незачем рассказывать капитану о ее преступлении, решила она.
– Просто следуйте за ними до Лондона, а там найдите мне человека, которого можно было бы послать к брату Гиффарду. Он странствующий монах и много времени проводит при дворе. Мне нужна аудиенция у короля.
Капитан слегка поклонился.
– Вы жена господина Монтгомери, и мы в полном вашем распоряжении.
Он пожал плечами и отошел на корму.
– Никогда не понимал этих аристократов, – пробурчал он себе под нос.
Бренна так стиснула перила, что у нее побелели костяшки. Она и сама их не понимала.
Глава 27
Бренна присела в глубоком реверансе перед человеком, сидевшем на возвышении на позолоченном троне. Ребенок внутри ее толкался, и эти толчки отзывались болью в позвоночнике, но она оставалась в преклоненной позе. Только спустя несколько месяцев после ее приезда в Англию брату Гиффарду удалось добиться для нее аудиенции у короля Эдуарда. Это был ее единственный шанс.
Личные покои короля были задрапированы золотой парчой. Убранство этой комнаты говорило о том, что все здесь должно было не только производить впечатление, но и вызывать страх и неуверенность. У короля, вероятно, было много таких тайных встреч.
Интересно, сколько Гиффард заработал на этом? – подумала она. На ней он уж точно заработал немало.
Король продержал ее в этой позе довольно долго. Такова была его тактика запугивания. Впрочем, в этом не было необходимости – она и так уже была напугана до смерти. Тем более что это было почти точное повторение того момента, когда ее представляли королеве. А это была катастрофа.
Сердце у Бренны стучало, колени дрожали. Ребенок внутри ее тоже, по-видимому, был взволнован – он так крепко бил пятками, что она еле удерживалась, чтобы не схватиться за живот.
– Встань.
Она с трудом разогнулась и посмотрела на сидящего перед ней человека. Он был высоким, красивым, с темными волосами до плеч истинно королевскими манерами. Судя по одежде, он был тщеславен. Неудивительно, что его так рассердили ее картины.
Ее передернуло. Что ее ждет? Жизнь или смерть? Что ждет ее мужа? А ребенка, которого она носит под сердцем? То, что этот человек сидит на раззолоченном троне, говорит о многом. Во рту было сухо, как в пустыне.
– Брат Гиффард сказал, что ты хочешь поговорить с нами о деле, касающемся твоего мужа, – сказал король с царственной полуулыбкой.
– Да!
На короткую секунду она вдруг решила, что ее план просто глуп. По пути в Лондон она сидела у мольберта по несколько часов в день. Сейчас в складках ее платья был спрятан лестный для короля портрет. Она писала и переписывала его, пока он не стал безупречен. Тогда портрет казался ей идеальным подарком, призванным умиротворить гнев короля.
Но сейчас…
Она открыла рот, чтобы заговорить, но из горла вырвался лишь писк.
Не зная, что делать дальше, она достала из складок платья завернутый в дорогую ткань портрет, встала на колени, опустила голову в знак верности трону и протянула портрет королю. У нее был единственный шанс спасти мужа, и она молила Бога, чтобы он оказался достаточным.
– Я здесь, чтобы умолять вас сохранить жизнь моему мужу и просить помиловать его. В преступлении виновата я одна, – ее голос дрожал.
Король забарабанил пальцами по подлокотнику трона. Он не протянул руку за подарком, и тревога снова закралась в сердце Бренны. Острая боль пронзила ее живот, но она подавила стон.
– Что тебе известно о преступлении твоего мужа?
Она не смела поднять глаза. Репутация короля была уже запятнана.
– Я знаю, что он не виноват.
– А тебе известно в чем?
Тут она подняла глаза и посмотрела прямо в красивое, горделивое лицо короля. Она вдруг поняла, что портрет должен понравиться.
Он, конечно, простит их всех, когда она объяснит, что другие картины были написаны ею, когда она была лишь девчонкой и слишком наивной, чтобы в чем-то сомневаться. Тщеславным мужчинам всегда был нужен художник. Она может получить приглашение в качестве придворного художника и посвятить остаток жизни тому, чтобы искупить свою ошибку.
– Я знаю, что его обвинили в том, что он написал серию миниатюр «Любовницы короля». Но их написала я.
Король был ошеломлен:
– Ты женщина.
– Я часто себя за это проклинала, – она немного осмелела и решила не отступать. – Я прошу вас принять мой подарок.
Когда он поднял руку, видимо, для того, чтобы указать ей на дверь, его пурпурная бархатная мантия взметнулась, подобно крыльям птицы.
– Если ты хочешь подкупить нас бриллиантами, у нас их очень много.
– Нет, ваше величество. Это нечто более личное. Нечто, что я сделала сама.
Собственная смелость ее удивила. Что, если этого портрета недостаточно?
Чувствуя себя ребенком, который приготовил что-то своими руками, чтобы умиротворить рассерженного отца, она затаила дыхание, наблюдая, как король разворачивает ткань, в которую был завернут портрет.
Между тем король разворачивал подарок невыносимо медленно. Все его пальцы были унизаны перстнями с драгоценными камнями, сверкавшими. при каждом движении. Еще одно свидетельство тщеславия.
Когда ткань была снята, Бренна в волнении прикусила нижнюю губу.
Он рассматривал портрет, слегка нахмурившись. Наступила тишина.
Сердце Бренны почти остановилось от предчувствия гибели. Портрет ему не понравился. Закрыв глаза, она молила Бога послать ей быструю смерть.
– Я… – начала она сдавленным голосом, – мне тогда было всего четырнадцать…
– Четырнадцать?
