форме, придавив его коленом к полу, ткнул стволом пистолета за ухо.
– Лежать тихо, – сказал он и обратился к кому-то другому: – Федя, вас никто не видел?
– Нет, – ответил этот другой, и батюшка узнал голос ночного визитера.
– Услыши, Боже, молитву мою, – зашептал отец Никодим.
– Включай третью, Федя, – сказал военный, – и дуй за город…
– Внемли мне и услышь меня; я стенаю в горести моей и смущаюсь от голоса врага, от притеснения нечестивого… – продолжал батюшка.
– Ну-ну, – сказал военный укоризненно, видимо, услышав слово «врага», – мелковато берешь: не врага, но друга, что, собственно говоря, нисколько не лучше, для тебя, во всяком случае…
Он еще что-то говорил, но его стало не слышно: завелся мотор и автомобиль тронулся с места. Однако движение его продолжалось недолго. Он вдруг зацепил днищем за гребень колеи, и мотор заглох. Наступила тишина, в которой слышались сопение водителя и завывания стартера… Но мотор не заводился…
И тут раздался звонок, обычный телефонный звонок, который, однако, был полной неожиданностью и для военного, и для водителя…
Военный выругался и спросил:
– Откуда здесь телефон?
– Не знаю, – ответил водитель и, подумав, добавил – Мне кажется, это не телефон…
А телефон все звонил и звонил, и каждая последующая трель была менее звонкой, чем предыдущая, и вскоре всем стало ясно, что это вовсе не телефон, а пулемет. И только непонятно было, откуда и куда он стреляет: из прошлого в будущее или наоборот…
«Приснится же такое…»
Все ирландцы – рыжие. Все происшествия случаются ночью.
Первое суждение неверно насквозь, об этом вам скажут все, кто хоть немного знаком с формальной логикой, несоответствие его реальности видно без лупы и вряд ли найдется человек, который бы действительно считал так. А вот со вторым хочется согласиться: именно ночью с человеком чаще всего приключаются неприятности. Преступления – ночью, несчастные случаи, выражаясь языком протоколов, тоже в темное время суток… Темное – это само по себе наводит на размышления. Темное – синоним черного, оно всегда менее приятно, чем светлое, а значит, – опасно. Но глух человек к предупреждениям природы, не опасается темноты, и та наказывает его…
А может, все не так, и природа равномерно разбросала напасти по циферблату суток, а уж сам человек, пострадавший от комендантского часа, ею установленного, сделал неправильные выводы…
А может, и пострадавший тут ни при чем, поскольку для него нет большой разницы в том, когда он, скажем, сломал себе ногу – днем или ночью, и разве легче ему от того, что ограбили его или избили до полусмерти не при ярком свете солнца, а при бледном – луны…
Пострадавшему все равно… А кому же не все равно? Да, разумеется, тем, кто расследует преступления и несчастные случаи.
Это от них идет мнение, что все происшествия случаются ночью. Еще бы, когда тебя раз-другой поднимут среди ночи – вмиг пропадет и чувство юмора, и способность логически мыслить, и ты еще сомневаешься в том, что все ирландцы – рыжие, но с тем, что все происшествия случаются ночью, – согласен безусловно.
Так рассуждал Федя Внучек, безуспешно пытаясь отыскать в темноте второй носок.
– Зажги свет, – недовольно буркнула жена, и Федя услышал, как она поворачивается к стене и натягивает на голову одеяло.
Чертыхнувшись, он потянулся к выключателю. Вспыхнувшая лампочка осветила кровать, письменный стол, полку с книгами, два стула друг на друге – теснота не позволяла им разместиться обычным образом, телевизор на стиральной машине, стоящего Федю, и злополучный носок, прятавшийся за кроватной ножкой.
Уже через секунду свет в комнате погас, а наш герой, прихватив с собой носок и стул, на спинке которого висела его одежда, на цыпочках вышел в коридор.
Плотно прикрыв дверь в комнату, Федя отделил себя от жены и мгновенно превратился из подкаблучника, коим он был всегда в ее присутствии, в самого себя – старшего оперуполномоченного Каминского горотделения КГБ капитана Внучека.
Капитан прошел в ванную и принялся чистить зубы. Он яростно водил щеткой по зубам и деснам, быстро отходя от сна и думая, что его друг и коллега Серега Надеин, научивший его многим способам себя будить, называл такую чистку одной из разновидностей зарядки.
Прополоскав рот холодной водой и плеснув пригоршню в лицо, он стал вытираться. На бритье времени не было, и Федя, одевшись в две минуты, взглянул на часы. Пятнадцать шестого.
«По-божески, – подумал он, – хорошо, что не в два». – И стал крутить диск телефона.
– Приветствую, шеф, – сказал он как можно бодрее. – Только что звонил дежурный милиции. На первом энергоблоке лифт оборвался…
Федя знал, что ответит сейчас шеф. Впрочем, он и сам бы ответил так же, получив вдруг такое сообщение.
– Нам-то что? – ответил шеф. – Это не наши проблемы.
– …вместе с бригадой рабочих, – закончил Федя.
– Перед самыми праздниками! – выругался шеф. – Что думаешь делать?
Шеф пятнадцать лет проработал в управлении и хорошо усвоил манеру большого начальства не давать указаний, не выслушав подчиненного. В этом был великий смысл. Получалось так, что подчиненный сам излагал обстановку, предлагал несколько вариантов выхода из сложившейся ситуации, а начальнику оставалось с глубокомысленным видом санкционировать один из них. Однако сейчас даже шеф понимал, что капитан не знает деталей происшествия, «не владеет обстановкой», и как только Федя сказал, что поедет на станцию, тот прервал его.
– Езжай, – сказал, – а я в управление позвоню…
– Хорошо, – ответил Федя.
И было действительно хорошо, потому что шеф снял с него обузу доклада о случившемся дежурному по управлению КГБ в Н-ск. Дежурный по райотделу милиции, конечно, уже доложил о случившемся своему дежурному в Н-ске, а тот, если не поленился и не был занят другими делами, уже поделился информацией с коллегами из КГБ, благо они обретаются рядом, хотя для телефона это неважно…
Казалось бы, зачем суетиться шефу, еще раз звонить в Н-ск, чтобы сообщить своему дежурному то же самое. Но Внучек знал, что шеф уже звонит в Н-ск, надеясь на нерасторопность коллег из милиции, которые, может быть, еще не успели сообщить о происшествии соседям. Если это так, то шеф – на коне, он умудрится при всех его куцых возможностях показать себя более оперативным, чем службы милиции. Это непременно должен отметить начальник управления, которому утром докладывают обо всех происшествиях в области. Впрочем, если шеф опоздал, то начальник тоже отметит это и оценит, но оценка будет не в пользу шефа… Шеф знает, что в поле зрения начальников нужно попадаться либо с удачными результатами, либо со своевременной информацией, либо вообще не попадаться.
Федя надел куртку, подбросил вверх шапку и подставил под нее голову – к этому моменту он окончательно взбодрился и мог позволить себе созорничать таким образом, – сунув ноги в туфли, он застегнул их на липучки и вышел на лестничную площадку. Входная дверь захлопнулась слишком шумно, и он поморщился, кожей почувствовав, как в это время помянула его недобрым словом жена.
Спустившись с крыльца, Федя машинально посмотрел вверх на окна своей квартиры. Он всегда делал это, уходя или приходя, хотя увидеть что-либо в окнах второй комнаты своей квартиры не мог: она была замкнута и опечатана. За пластилиновой печатью хранилась мебель настоящего хозяина квартиры, который полтора года назад уехал на Север, сдав жилье Феде, точнее не все желье, а комнату с кухней.
Двадцатого числа каждого месяца, в день своей получки, аккуратный Федя отправлял в Хатангу сто восемьдесят рублей, и это было еще по-божески, так как хозяин требовал двести, но потом уступил с условием, что Федя, которому должны были поставить телефон, оставит его в квартире.
В Каминск Внучек приехал два года назад. В маленьком горотделении «на три опера» сразу ушли все сотрудники.
