Хотя она могла и не спрашивать, потому что щеку Семеновны разнесло так, будто ее ужалила пчела.
– Зубы, – запричитала Семеновна, – а тут отчет составлять надо, а-а…
Закончить фразу она не успела. Дверь со скрипом отворилась, и Шнырь ввел в кабинет согнувшегося пополам Сафонова. Виктор посмотрел на него и вдруг вспомнил его кличку…
Капитан Внучек был в квартире один. Жена с утра ушла к секретарше отделения Байметовой, у которой была подшивка «Бурда моден». Внучек, вымыв пол, вылил грязную воду в унитаз, сполоснул ведро, принял душ, завалился на диван и стал ждать жену, мучаясь от безделья.
Должность Внучека, согласно штатному расписанию Каминского горотделения КГБ, значилась так – старший оперативный уполномоченный. В Каминске он работал всего три месяца. Первый из которых, как и положено, он прожил в гостинице, следующие два в общежитии местного техникума. В конце декабря подошло время очередного отпуска, и к нему из Н-ска приехала жена. Общежитие – не то место, где можно было принять молодую женщину. А раз так, то Внучек договорился с одним своим другом, имевшим однокомнатную квартиру, пожить пару-тройку дней у него. Друг перебрался в комнату Внучека, а Внучек встретил и препроводил жену в квартиру друга, где они прожили три дня и сегодня собирались уехать в Н- ск, а оттуда с «поездом здоровья» в Лужбу, которую называли не иначе, как сибирской Швейцарией.
– Горы, солнце, искрящийся снег, – все это запомнится тебе на всю жизнь, – говорила жена. Она до замужества ездила на Алтай в составе такого же поезда.
Внучек, сладко потянувшись, посмотрел на две сумки с теплыми вещами, поверх которых были привязаны новенькие ботинки для лыж, еще без дырочек на подошве. Ботинки были куплены специально для поездки, их можно будет приспособить к любому креплению.
Зазвонил телефон. Внучек снял трубку, надеясь услышать голос жены, но ошибся.
– Федор Степанович?
– Да, – сказал Внучек.
– С трудом вас разыскал, – обрадовался шеф.
Внучек был опером, и интуиция мгновенно подсказала ему, что горы, солнце, искрящийся снег и смех Наташки для него не приятное будущее, а несбывшееся прошлое.
– В Тараканино, – говорил между тем шеф, – двое или трое заключенных захватили заложников.
Шеф, в отличие от Внучека, не работал в местах лишения свободы и не знал, что в СССР нет заключенных, а есть только осужденные…
– При чем тут мы, – перебил его Внучек, – до Тараканино сто пятьдесят по прямой, а по кривой и того больше…
– Начальство звонило из Н-ска, – сказал шеф, – просило отслеживать обстановку и войти в штаб по освобождению заложников.
– Мне собираться в Тараканино?
– Да нет, – возмутился шеф непонятливости подчиненного, – штаб создают в Каминске, в СИЗО.
– Но я в отпуске, у меня на руках билеты в Лужбу… меня жена съест, – сказал Внучек, а про себя подумал: и чего бы тебе самому не войти в штаб…
– Федор Степанович, вы же единственный человек – специалист по местам лишения свободы… сбор через полчаса в следственном изоляторе…
– Хорошо, – сказал Внучек, чуть было не выругавшись.
Здесь нужно сказать, что Внучек не ругался матом. Несколько лет назад в одном ксерокопированном издании он прочел статью о том, что известный всему миру русский мат – вовсе не русское изобретение. И возникло сие универсальное и уникальное явление во времена татаро-монгольского нашествия… А значит, пользоваться им было не патриотично…
Внучеку не хотелось сообщать о случившемся жене по телефону, и он попросил ее срочно прийти домой…
Спустя полчаса Наталья появилась в квартире раскрасневшаяся от мороза и предчувствия чего-то недоброго.
– Что произошло? – спросила она с порога.
– Происшествие небольшое… – начал он.
– А при чем тут ты? – безапелляционно заявила Наталья, – ты же в отпуске…
– Ну, сама понимаешь…
– А начальник?
– Он занят, – солгал Федя.
– И что?
– Придется задержаться на сутки… на двое…
– Но у нас поезд в три часа…
Ему хотелось сказать: поезжай одна, я тебя догоню; но жизненный опыт подсказывал, что давать такие обещания нельзя, за этим происшествием может последовать другое или это же продлится не сутки, а вдвое-втрое больше…
– Что же делать? – спросила она.
– Может, все-таки одна поедешь? – спросил он, надеясь, что она откажется.
– Хорошо, – решительно ответила она, – я поеду одна, а ты работай, работай и, может, когда-нибудь орден «сутулого» получишь, им как раз таких как ты награждают…
Такой реакции Федор не ожидал. «Вот тебе и подруга жизни…» Но погасив в себе огонек злости, он только сказал:
– Езжай… ключ я возьму с собой, а ты дверь захлопнешь.
Решив самый трудный вопрос, он направился в СИЗО.
В том, что он вспомнил кличку, не было ничего удивительного. У таких, как Сафонов, она написана на лице, а не вспомнилась в коридоре потому, что Сафонов сидел, наклонясь… и Виктор не разглядел его. Его кличка была Хряк.
– Витя, – сказала Валентина, увидев, что Шнырь еле тащит Сафонова, – помоги…
Виктор поднялся со скамейки, подхватив Сафонова под мышки.
«До чего тяжелый», – подумал он и вдруг почувствовал, что мышцы Сафонова мгновенно превратились в сталь. Сафонов выпрямился и ударил Виктора головой. Удар пришелся Виктору в ухо…
Звон, как от боя настенных часов, раздался в голове начальника тарного цеха, потом его словно закутали в плотное мягкое одеяло, и он перестал что-либо слышать и ощущать.
Очнувшись, он почувствовал сильную боль в левой половине головы и непонятную тяжесть в области поясницы. Повернув голову направо, он все понял. Шнырь и Хряк уложили его и женщин вниз лицом на пол, а сверху положили вверх ножками скамейку, на которой только что сидел Виктор.
«Предусмотрительные ребята», – подумал Виктор, будто это и не его захватили осужденные, а он смотрит приключенческий фильм, сочувствуя героям.
– Я сказал лежать, всем лежать, – жестко произнес Хряк, расхаживая возле голов лежащих, – будете лежать тихо, останетесь живы… Шнырь, дневального!..
Шнырь выскочил в коридор и вскоре появился с дневальным по санчасти – высоким парнем в чистой робе, с аккуратной биркой над одним из нагрудных карманов, на которой была четко видна фамилия, и в шапке, лихо сдвинутой на затылок.
– Видел? – сказал Хряк, кивнув в сторону Виктора и женщин.
– Ага! – ответил тот. Дневальные в зоне – не последние ребята. Он сразу все понял и готов был выполнить все, что скажет Хряк.
– Скажешь дежурному, – продолжал Хряк, – что мы взяли заложников. Ко входу пусть никто не подходит… сунутся – всех кончим!
И Хряк показал дневальному заточку, а стоящий рядом Шнырь движением фокусника вытащил из рукава телогрейки еще две…
Парень кивнул, но Хряка это не устроило.
– Повтори… – потребовал он. Дневальный, путаясь, повторил.
Потом Хряк долго и не мигая смотрел в глаза парня, от чего тот побелел как стена, и прорычал:
– Теперь пошел…
