презент уже Розанны Романо. Забавно, у Тома две вещи от женщин, которых сам он едва знал и которые совершенно не знали друг о друге, хотя оставили неизгладимый след в жизни Тома. Судьба, совпадение или Божья воля?..
Изображенный на открытке-репродукции собор Санта-Мария-делла-Салюте в жизни куда больше и прекраснее. Понятно, почему Каналетто решился запечатлеть его на холсте, пусть и не сумел передать всю красоту. К тому же собор совсем недалеко от гостиницы, и Том лишь огромным усилием воли подавляет желание заглянуть внутрь. Нет, позже. Он и так опаздывает на встречу с карабинерами.
Печальные мысли все еще владеют Томом, когда он прибывает в штаб-квартиру карабинеров — прибывает на пять минут позже, что в Венеции равносильно тому, как если бы Том пришел на двадцать минут раньше. Молодой офицер за конторкой проводит Тома в кабинет Вито Карвальо. Майор тоже не в лучшем настроении.
— Ciao, Том. Присаживайтесь.
— Grazie. — Том решает поупражняться в итальянском при своем обширном словарном запасе в десять слов. — Buongiorno, майор.
Входит Валентина Морасси и приветствует Тома поцелуем в обе щеки — жест, в исполнении которого итальянцы преуспели больше других европейцев. Как только лейтенант занимает место возле начальника, Том сразу же догадывается: что-то не так.
Карвальо двигает к нему стопку подшитых степлером факсимильных распечаток.
— Из «Нэшнл инкуайрер». ФБР с утра прислало.
Том берет подшивку, с первой же страницы которой на него смотрит его собственное лицо. Правда, снимок не тот, что печатался в газетах после разборки с насильниками в Лос-Анджелесе. Здесь у Тома лишь полотенце на бедрах, а сам он сидит на подоконнике в номере Тины. Снимали на камеру телефона — и снимала сама же Тина. Том не смеет взглянуть на бесчисленные колонки текста под фотографией; заголовок гласит: «Бывший священник находит в Венеции любовь и смерть».
Карвальо и Валентина дают время ознакомиться со статьей. Сами-то они успели по нескольку раз прочесть историю о любовных похождениях американской знаменитости и были бы рады упечь Тину Риччи в тюрьму до конца жизни. Мало того что она в деталях расписала самые интимные и пылкие моменты своей с Томом связи, так еще и заявила, будто помогает венецианской полиции в погоне за убийцей!
Наконец Том откладывает распечатки.
— Простите. Мне очень жаль, я… я не знаю, что и сказать. — Он глубоко и тяжело вздыхает. — Поверить не могу. Как она пошла на такое!
— Никто обычно не верит, — холодно говорит Валентина. — Журналисты — большие спецы по части обмана.
— Вы не первый, кого охмурила прекрасная репортерша. Совсем не первый — и не последний, — добавляет Карвальо, но в его голосе уже звучит капелька сочувствия. — Однако для нас это ужасный удар. Шеф с ума сошел, рвет и мечет. Телефоны вот-вот расплавятся, столько звонков от прессы! Начальство из Рима требует полного отчета.
Переживая болезненную смесь гнева и стыда, Том еще раз пробегает взглядом по копии статьи.
— Мне правда очень жаль. Я с чего-то решил, что статьи о путешествиях не имеют ничего общего с обычными репортажами. И вот ошибся. Могу я чем-то помочь вам и расследованию?
Карвальо отвечает с улыбкой:
— Разве что убийцу поймать, а так — ничем больше. — Взглянув на часы, он добавляет: — Пора мне снова на ковер к бригадиру. Прошу, дождитесь меня. Нам с начальством надо только обсудить текст пресс- релиза.
Том выдавливает улыбку, а Карвальо, прихватив распечатки, уходит.
— Не волнуйтесь вы так, — говорит Валентина и ободряюще похлопывает Тома по руке. — Мы, итальянцы, прощаем любовные интрижки. В конце концов, у нашего президента любовниц больше, чем гондол в Венеции. Кофе хотите?
Том вымученно смеется.
— Спасибо. Меня словно обухом по голове огрели.
— Вот так и чувствует себя женщина, узнав, что мужчина ее обманывал. — Валентина пристально смотрит ему в глаза. — Это предательство, Том, и ощущения после него паршивые. Врагу не пожелаешь.
Валентина, похоже, говорит исходя из собственного горького опыта.
— Да, согласен, — отвечает Том и указывает на копию статьи. — Знаете, боль я переживу. Усвою урок как один из многих. Но мне стыдно за то, как обошлись с вами и Вито.
— Да бросьте. После того, что я пережила за недавнее время, это сущая мелочь. — Лейтенант улыбается ироничной улыбкой, навеяв тем самым болезненные воспоминания о Тине. — Пойду принесу кофе.
Оставшись наедине с собой, Том погружается в мрачные размышления: притворялась ли Тина все время, что они были знакомы? Вдруг ее слова и поступки — лишь способ вытянуть из Тома больше материала для статьи?
И как теперь доверять женщинам?
Capitolo XXXIV
Ни один из двух мужчин, которых обслужила Луиза Коссига, так и не увидел ее лица.
Как ни умоляли клиенты куртизанку с волосами цвета воронова крыла, пошитая на заказ маска так и не открыла секрета хозяйки.
Так лучше. Как ни крути.
Луиза Коссига давно поняла, что во время соития по лицу человека можно многое понять. По пути к вершинам блаженства человек, сам того не ведая, раскрывает, что у него на уме — и на сердце — и каков он по природе своей. Ничего такого куртизанка не хочет показывать незнакомцам, особенно тем, кто меряет ее ценность в монетах.
Первый за ночь хотя бы проявил вежливость — обстряпал все быстро. И был щедр. Учитывая скорость, с какой он взял Луизу, те три минуты стали самыми доходными за весь год. Запомнились и глаза клиента: добрые, они сослужили хозяину хорошую службу. Именно их теплота убедила куртизанку не выбирать его.
Везунчик.
Второго Луиза нашла сама.
Скотина. Такие мужланы побивают жен и детей, гнобят прислугу и обманывают деловых партнеров.
От него голого разило жареным хряком. Он даже похрюкивал и брал Луизу, как настоящий боров. Между ног у него болталась покрытая сединой мошонка; Луизу чуть не выворачивает, стоит вспомнить, как мошонка касалась ее ляжек.
Клиент еще не спросил цену, а Луиза уже поняла: этот подойдет.
Себя он называет Амун. Говорит, по-египетски его имя значит «загадка». Забавно и в чем-то иронично. Человек-загадка омывает свой член в тазу у блудницы и кричит, чтобы ему подали вина.
Закончив одеваться, Луиза говорит:
— Кое-кто из моих друзей сегодня закатит гулянку. Для избранных, в настоящем дворце наслаждений — такое сумеет оценить лишь истинный знаток удовольствий вроде тебя.
— И сколько стоит?
— Для тебя? Совсем ничего. Ты мне уже довольно заплатил. На празднике будет по пять женщин на одного мужчину, достаточно, чтобы утолить даже твой голод.