Последняя картина Ларса Бэйла оказалась самой сложной и дающей больше всего пищи для размышлений.
С восходом солнца Вито сдается, перестает гадать над ее значением и требует найти эксперта по живописи.
Приводят сорокадвухлетнюю Глорию Кучи, бывшего декана факультета искусств из Университа- Фоскари, а ныне владелицу серии известных галерей Кучи.
— Картина и правда очень сложна, — говорит Глория Кучи, обходя кругом выложенную на стеклянном столике распечатку А4 высокого разрешения. — Как по мне, она ужасна и воплощает в себе мировую грязь. В то же время в своем уродстве она действительно прекрасна. Видна рука гения сродни Пикассо или Пикабии. — Она пальцем постукивает по распечатке. — Вот эти тяжелые кубы символизируют силу. В них изображены мужчины, мачо, поднимающие грузы. Возможно, титаны промышленности, финансов и коммерции, строящие город. — Взяв картину за уголок, эксперт улыбается. — А эта угловатая камея поразительна. Похожа на водопад. Изливает он, правда, не воду, но кровь в Гранд-канал. Как вызывающе!
Глория Кучи отходит от стола, собирается с мыслями и, очистив разум от предрассудков, снова погружается в работу.
— Приглядевшись, я вижу, что автор заимствовал элементы стилей у нескольких предшественников. Есть следы влияния Дали — во множественных зеркальных образах и намеках на дикий сюрреализм; Пикабии — в лицах, которые кружатся, словно демоны в тумане.
Она склоняется над картиной, словно длинношеяя птица, готовая склюнуть зерно.
— Однако сильнее всех повлиял Джованни Канал. — Тут эксперт позволяет себе хитроватую улыбку. — Он более известен под псевдонимом Каналетто. Его отец также был художником, отсюда и мононим «Каналетто», то есть «маленький канал». Если обойти картину с другой стороны, то детали предстанут перед нами в более ярком свете.
Валентина и Вито следуют за экспертом, удивляясь: нет бы повернуть саму картину!
— Взгляните на смелые образы, на задний план. Первый опыт Каналетто в живописи состоялся в тысяча семьсот тридцатом году, когда он создал «Гранд-канал и церковь Спасения». Самую, наверное, узнаваемую из своих работ. Очень часто выпускают ее репродукции на открытках.
Глория Кучи наклоняется, приглядываясь к картине, словно землемер — к отвесу.
— Отлично, — говорит она. — В самом деле, просто отлично. — Проводит пальцами по картине. — Вот здесь, посмотрите, устье канала, в нем на переднем плане гондолы. Если внимательно приглядеться, то можно заметить: лодки составлены из почерневших трупов. Несомненно, это аллюзия на эпидемию чумы. Далее идут прибрежные дома — справа — и церковь Спасения слева. Она похожа на бледную грудь умирающей матери Венеции.
Речи эксперта Вито не нравятся. Как можно о подобных вещах говорить столь радостно и подробно!
— А тут? — спрашивает он. — Что значат кубы и прямоугольники поверх всего?
— Насилие, — кивает Глория. — Страсть. Агрессия. Вот их значение. Некий взрыв, выплеск напряжения и гнева. Картина прямо-таки излучает силу.
Валентина припоминает часть из долгой лекции, прочитанной агентом ФБР.
— Не могут ли геометрические фигуры иметь нечто общее с да Винчи и… — колеблется она, боясь показаться глупой, — с золотыми сечениями, золотыми прямоугольниками?..
Впечатленная, Глория запрокидывает голову назад, а после вновь смотрит на картину. Проводит пальцами по распечатке, но так быстро, что за рукой уследить практически невозможно.
— Вы абсолютно правы. Умно, умно. — Хватает Валентину за руку и действует ею, словно указкой. — Смотрите!
Глория медленно проводит пальцем Валентины по очертаниям мужского профиля.
— Это же знаменитая черно-белая иллюстрация да Винчи к «Божественным пропорциям», в которых он использовал золотые прямоугольники, чтобы показать строение лица. Ученые потом еще предположили, якобы чарующая сила «Моны Лизы» тоже заключена в правиле золотого сечения.
Глория смотрит на озадаченных детективов, надеясь, что сказанное пойдет впрок.
— Конечно, и Дали постоянно пользовался золотым сечением. Особенно при создании «Тайной вечери». Если приглядеться, то влияние «Вечери» заметно и здесь.
И снова Валентина и Вито пытаются увидеть в распечатке то, о чем рассуждает Глория. Тогда эксперт ведет пальцем Валентины в нужную точку.
— Вот тут, в самой середине, видны протянутые руки и открытая грудь человека, парящие на фоне каналеттовского небосвода. Человек словно поднимается в рай, эта богоподобная фигура — из «Тайной вечери». — Глория поводит пальцем Валентины вправо и влево. — Тут и тут изогнутые пентаграммы. Они тоже заимствованы из заднего фона «Вечери».
Внезапно Глория замечает нечто новое. Ее лицо озаряется, будто у ребенка, нашедшего последний — самый главный — рождественский подарок под елкой.
— О, вот это гений. Воистину умно и страшно грубо. — Она поворачивается к Вито. — Ваш художник всю картину разделил по правилу золотого сечения. На распечатке это не так хорошо заметно, однако в подлиннике разметка наверняка бросается в глаза моментально и действует как не особенно утонченное заявление: дескать, вся картина есть золотой прямоугольник.
Улыбаясь Валентине, она все еще сжимает руку девушки-лейтенанта с нездоровой страстью.
— Та-ак, продолжим… — Глория низко наклоняется над картиной, чуть не клюет бумагу носом. — Да. Да! Вот оно. — Медленно проводит пальцем Валентины по бумаге. — Картина поделена точно по правилу золотого сечения. Автор создал три самостоятельные части, которые вместе образуют единое полотно. — На сей раз Глория таки поворачивает картину свободной рукой. — Как необычно. Воистину необычно. Первая часть заключает в себе множественные символы, классический лик рогатого демона. Его считаем оплотом темной стороны автора. Вторая часть показывает некоего волшебника, хотя я не уверена, а третья — семейную сцену: любовники, уединенные в мире, с ребенком. — Глория смотрит Валентине прямо в глаза. — Автор указывает на то плохое и доброе, что есть во всех нас, на свет и тьму, правящие нами. Возможно, даже на угрозу семейным ценностям нашего времени.
Не успевают Вито с Валентиной раскрыть рты, как Глория поворачивает картину другой стороной.
— A-а, так и думала, он писал в нескольких направлениях. Экономно и довольно престижно. Взгляните, тут еще символы.
Валентине наконец удается высвободить руку, и она наклоняется, пытаясь разглядеть некую хитрую деталь.
— Вот это уже странно. Очень странно. Автор зачем-то пометил каждую часть римскими цифрами. — Глория смотрит на карабинеров, ища поддержки и вдохновения, но офицеры молчат. — Глядите, первая часть отмечена цифрами XXIV и VII. Вторая — XVI и XI. И наконец, третья — V и VII.
— Что значат цифры? — спрашивает Вито. — Они имеют какое-то художественное значение?
— Нет, — медленно качает головой Глория, — никакого. По крайней мере, мне таковое неизвестно. Возможно, это обыкновенная самоирония. Многие художники прятали в своих картинах шутки, что придавало полотнам некую таинственность. — Она смотрит на офицеров и видит: материал не для них. Затем проверяет время по наручным часам и говорит: — Простите, мне пора. Надеюсь, критика окажется вам полезной. — Задержав взгляд на Валентине, Глория добавляет: — Звоните, если нужна будет помощь. Или если захочется пойти куда-нибудь выпить, посетить галерею…
Желая спасти подчиненную от неловкости, Вито говорит:
— Ваша помощь просто неоценима. Мы вам очень признательны. Спасибо, что нашли время и просветили. Molte grazie.
Он провожает Глорию до двери, оставив Валентину наедине с работой Бэйла.
Глаз у Валентины, конечно, не тот, что у Глории, но и она видит: полотно — скорее абстрактная доска сообщений, нежели произведение искусства.
— Ну и что тебе говорят цифры? — спрашивает Вито, вернувшись.
