неловко. Мгновение назад он коснулся таких важных вопросов, которые застрянут в мозгу, как колючки в плоти, на всю жизнь… А еще ей подумалось, что у него самая красивая и атлетичная фигура из всех, что ей доводилось видеть…
Чан Пин оглянулся:
– Ты что?
– Ничего. Я… ладно, продолжай.
– Ты вроде вскрикнула. Как будто на что-то рассердилась.
– Я рассердилась сама на себя, вот и все. Пожалуйста, продолжай.
Он дважды стукнул кулаком по земле.
– Состоялся суд. Наши обличения стали… превратились в свидетельские показания. И поэтому наших родителей сослали в трудовой лагерь.
– Понимаю. Извини меня.
– Впоследствии моего отца реабилитировали. Он снова работает. А мать… – Он опять стукнул кулаком по земле, украдкой взглянул на небо и потом опять на Диану. – Сейчас она здесь, в нескольких метрах отсюда. – Он ударил себя по лбу. – А все из-за тех слов, которые я написал, чтобы заслужить поощрение партократов.
– Ты всерьез этому веришь? Если бы ты не сделал это, они нашли бы кого-нибудь другого, кто написал бы… например, пациента твоей матери, который заявил бы, что она цитировала Конфуция или что-нибудь еще в этом роде.
Он задумчиво посмотрел ей в глаза, на дне которых светились печаль и глубокое сочувствие. Диана видела, что он страдает, и ощущала, как симпатия буквально разливается в ней. Он совершил ошибку, но он и раскаялся в ней. Вот за это он ей особенно нравился.
– Что произошло потом? – спросила она.
– Я решил стать образцовым студентом, – с неохотой ответил он. – Чтобы обезопасить себя.
– Не понимаю как?
– Все китайцы понимают, что новая «культурная революция» к ним ближе, чем вот эта травинка к моему языку. – Он с отвращением взглянул на травинку и отбросил ее. – Я хотел надежной работы. Поэтому прежде всего мне надо было получить хорошее образование.
– Тебе это удалось?
– Да. – Похоже, ему не хотелось развивать эту тему.
– Но ты оказался здесь! Что же произошло?
И тут наступила самая длинная пауза. Когда она закончилась, он сказал лишь:
– Я не знаю. Мне тревожно. Часто я не могу спать по ночам.
Диану осенило:
– Ты не расхаживаешь ли по деревне, когда тебя мучает бессонница?
Ответа не последовало.
Снова повисло невыносимо долгое молчание.
– Может быть… – наконец произнес он.
– Но… почему? Ведь дождь лил, как из ведра… – Она почти злилась на его поведение, совсем как мать, готовая отчитать непослушного сына.
Но он только рассмеялся в ответ.
– Ты считаешь, что это смешно? – спросила она и тут же мысленно отчитала себя за то, что выглядит слишком сентиментальной.
Он снова посерьезнел – довольно быстро, к радости Дианы, ибо его смех магически воздействовал на нее.
– Нет. В Чаяне нет ничего смешного. И в провинции Сычуань вовсе не смешно.
– Почему ты так говоришь?
– Ты ничего не слышала о мародерах?
– Нет.
– Некоторые студенты объединились в банды и двинули в сельские районы. Для властей это оказалось очень серьезной проблемой. В университетских городках они могут контролировать ситуацию, но не здесь – ведь тут нет полиции.
Заметив, что Диана приумолкла, Чан Пин произнес:
– Прости меня. Я не хотел огорчать тебя.
– Все меня отговаривали от этой поездки. А когда я приехала сюда, даже моя тетя уверяла, что здесь находиться опасно.
– Так тебе и надо возвращаться домой.
– Но до следующей недели не будет автобуса!
– Тогда остается надеяться, что в деревне все будет спокойно. – Он протянул ей руку и спросил: – Не пора ли нам домой? Уже поздно.
Она позволила помочь ей подняться с земли. Чан Пин пошел впереди, как и раньше. Через некоторое время грунтовая дорожка сменилась крупной галькой, и идти стало легче. Когда они спустились на равнину и пробрались сквозь заросли бамбука, он вдруг остановился и показал куда-то рукой. Взгляд Дианы пробежал по плоскому, залитому водой пространству рисовых полей к другому краю равнины, где склон другого холма, круто вздымаясь, упирался в туман. Но потом она поняла, что это вовсе не туман. Где-то там мощный столб дыма энергично уходил в небо, будто какой-то злой джинн. Они ускорили шаг, двинувшись по дамбе. Тишину раннего вечера нарушал лишь легкий всплеск прыгавших в воду лягушек. Диана и Чан Пин почти поравнялись с группой крестьян, занятых чисткой мотыг, когда он внезапно остановился.
Меньше чем в пятистах метрах от них цепочка людей прокладывала путь через долину, держа курс перпендикулярно маршруту Дианы и Чан Пина: черные фигурки на зеленом фоне, казалось, плыли, скользя по ковру рисовых стеблей, точно призраки. Диана отметила, что дамба, по которой шли эти люди – ниже, чем их собственная, но все равно было что-то угрожающее в этих быстро скользивших силуэтах, уже приближавшихся к восточной окраине деревни.
– Как странно, – сказала она негромко, – самый первый идущий выглядит, как будто… как будто он распят.
– У него что-то на плечах.
Они оба одновременно догадались, что это был за предмет.
– Давай-ка вернемся на кладбище, – воскликнула Диана. – Так мы можем…
Ее слова прервал громкий окрик на китайском. Вооруженный человек свернул со своего маршрута в месте соединения с другой дамбой и направился к ним, держа винтовку наперевес. Чан Пин что-то крикнул ему в ответ. Стрелок ответил, но не словами: он просто поднял ствол и махнул им в сторону деревни. Когда они подошли к вооруженному незнакомцу, Диана увидела, что он одет в поношенную армейскую форму, пилотку с красной звездой, а на рукаве у него повязка с желтыми иероглифами. Он непрерывно покусывал свои узкие, тонкие губы, будто искал насыщения, которого обычная пища не могла ему дать.
– Что это у него написано на повязке? – вполголоса спросила Диана, когда они прошли мимо военного.
– Там написано «Революционная Гвардия».
– Что?
Когда они вышли на деревенскую площадь, там уже творился ад кромешный. Вновь прибывших оказалось двенадцать человек, и все были одеты в такую же поношенную униформу. Они окружили крестьян, согнали их на площадь и теперь стояли, выстроившись в неправильный круг, размахивая палками и выкрикивая лозунги.
Неожиданно один из крестьян, бывший похрабрее остальных, то ли попытался выйти за пределы круга, то ли обругал одного из Красных Охранников. Что бы там ни произошло, расплата последовала незамедлительно: двое или трое из вновь прибывших накинулись на него и принялись избивать палками. У одного из них был самодельный кистень – шар на цепи, прикрепленной к подобию бильярдного кия. Диана содрогнулась, увидев это орудие. Однако предводитель Красных Охранников оставался в стороне от всего происходившего. Он разгуливал по площади, беспрерывно покусывая губы. Наконец он подошел к стене самого большого дома, из которой торчал крюк. На нем висело железное корыто. Солдат ударил по нему
