Том не ответил, и Саймон сделал пару шагов обратно.
– Зачем, во имя Господа? Все эти годы ты презирал китайцев, высмеивал их, обходился с ними, как с грязью…
– Я знаю.
– Так зачем?
Том холодно посмотрел на сына.
– Потому что я должен сделать это, – сказал он наконец. – Доброго утра тебе, Саймон.
Когда Саймон шел к лифту, он натолкнулся на Алана Сэндитона, шедшего ему навстречу с выражением озабоченности на лице.
– В приемной твоего отца уже полно журналистов. Кто-то пронюхал, что на контейнерном терминале Куай-Чун идет погрузка золота.
– Я удивлен, что им потребовалось так много времени на это. – Саймон был спокоен. – Утечки были просто неизбежны, особенно после событий прошлой ночи. – Он бросил взгляд на часы. – Самолет Уоррена будет грузиться на Чек-Лэп-Кок. Тебе лучше отправиться туда, я полагаю.
– Что Диана?
– Ничего.
– И что ты собираешься делать?
– Я собираюсь делать то единственное, что могу в данных обстоятельствах. – Саймон нажал кнопку «вниз». – Я собираюсь ждать.
В Пекине день выдался жарким. К полудню Сунь Шаньван уже чувствовал себя вымотанным. Но это не беспокоило его: по крайней мере, теперь в конце туннеля уже виден свет.
– Значит, капиталисты наконец уходят, – медленно сказал он.
– Да. – Голос Ван Гоина на другом конце линии прозвучал отдаленно, будто говоривший держал трубку на расстоянии ото рта. – Вы хотите, чтобы я что-то предпринял по этому поводу?
– Тебе нечего предпринимать. Произошло именно то, чего мы и опасались. К обеду они выкачают из Гонконга всю кровь, до капли. А что нового у вас?
– Все хорошо. Со мной уже связывались.
– Что, уже? И Москва…
– И Вашингтон, да.
– И что же?
– Что… Как мы и ожидали, они сердятся. И Сэнгстер, и Прошин сделали предварительные доклады по телефону. Было достаточно брюзжания по поводу проверки и подтверждения, но ясно, что и Америка, и Советский Союз признают у нас наличие технологии производства лучевого оружия, не уступающей их собственным. Я все объяснил им о нашем сумасшедшем друге и принес свои извинения.
– Они поверили тому, что вы им рассказали?
– Ну, русские уже привыкли к генеральским выходкам, и в любом случае это не их спутник сбили, так что в этом плане проблем нет. В Пентагоне по-другому смотрят на эти вещи, но они проглотят это. – Он хмыкнул.
– А что им еще остается делать!
Сунь смаковал довольное шипение Вана, раздавшееся на другом конце провода. Вообще говоря, это было единственное признание его заслуг, которое могло доставить ему удовольствие. Этого было более чем достаточно.
– Так, значит, путь свободен? – наконец спросил Ван.
– Если армия лояльна и контролируема…
– Конечно, конечно!
– Тогда путь свободен. Гоин, есть одно слабое звено, которое довольно сильно беспокоит меня. У тебя есть кто-нибудь сейчас под рукой?
– Для чего?
Сунь взял в руки доклад, лежавший на самом верху стопки документов на его столе.
– Девушка проследовала через Хэчи, мы получили подтверждение. Принимая во внимание все, что там произошло, мы не можем ее выпускать. Особенно сейчас, когда я изо всех сил стараюсь подать нас остальному миру как цивилизованный народ. Потом этот Линь, человек, на которого было совершено нападение, чей сын был убит, помнишь?..
– Я помню.
– Он дал полиции описание, которое подходит Диане Юнг. Более того, ей и ее друзьям, похоже, удалось ликвидировать нашего «культурного» коллегу, ты понял, о ком я говорю?
– Да. Но каким образом…
– Хороший вопрос. Определенные фракции будут недовольны, когда узнают о телах, все еще плывущих по реке при всеобщем обозрении. Нам нужен козел отпущения. Убийца-иностранка прекрасно подойдет для этого.
– А что насчет американцев с каравана барж?
– Не надо их впутывать в это. Я так стараюсь подружиться с Америкой…
– Так что я должен сделать?
– Захватить моего человека Чан Пина… и Диану Юнг тоже. Используй любые средства, только не доводи дело до объявления войны. Избавь меня от них.
Глава 35
Ожидание в Кантоне и при обычных обстоятельствах было бы выматывающим. А находясь рядом с Чан Пином, которому сейчас было очень плохо, и чиновниками китайской иммиграционной службы, дежурившими не далее чем в двух метрах от нее, Диана узнала, что такое настоящий страх.
По утренней прохладе это казалось такой блестящей мыслью. Уоррен засек судно на подводных крыльях, принадлежавшее «Стейтвинг» и направлявшееся в Кантон. Он вышел на связь с его капитаном. Боб Керрик был не только его сотрудником, но и другом; он с готовностью согласился с мыслью спрятать Диану и Чан Пина на борту своего судна, избавив таким образом от их присутствия караван, который теперь, должно быть, «засветился» дальше некуда. Переправка заняла какие-то минуты, и судно на подводных крыльях направилось в Кантон, выбиваясь из графика, но не настолько, чтобы вызвать какие-то подозрения. Диана знала, что они рискуют, но чувствовала себя в безопасности. Китайцы способны разыскивать караван барж, но они никогда не додумаются, что два беглеца вернутся по своему же следу во вражеский город.
Она и не представляла себе тогда, на что будет похоже двухчасовое ожидание у терминала Чжоутоудю.
Маленькая каютка Керрика для отдыха днем находилась за мостиком. Там был раскладной стол, маленькая кушетка и больше почти ничего. Он запер своих нелегальных пассажиров и предупредил их о том, что они должны вести себя тихо и не попадаться никому на глаза.
Чан Пина лихорадило – это был скорее лихорадочный озноб, нежели обычная температура. Иногда его тело сотрясалось в приступах больше минуты. Он напоминал котел – струи пота стекали по его лицу, а изо рта вылетали несвязные речи, адресованные ей, самому себе, демонам, преследовавшим его. Один или два раза у него начинались судороги. Каждый раз при этом губы его растягивались, обнажая зубы. Челюсть и шея каменели.
Она заставила его лечь на кушетку и пыталась вытирать пот полотенцем Керрика, но меньше чем за полчаса оно промокло. В каюте не было иллюминаторов, и, несмотря на кондиционер, она напоминала турецкую баню.
Диана не могла понять, что происходит с Чан Пином. Ему стало плохо начиная со смерти Линя, еще в Лючжоу, но то была совсем другая болезнь. Он то находился в сознании, то уплывал куда-то, его мучили кошмары. Однажды ей пришлось сесть ему на ноги, применив весь вес своего тела, чтобы не дать ему
