когда он спал, даже когда мылся. Ему не оставили выбора, и, может быть, именно это и подтолкнуло его на отчаянный шаг. Когда дежурный охранник отошел в туалет, этот премьер-министр, который на «К», перерезал себе горло ножом для разрезания бумаги.
Был ли он трусом, этот человек? Считается, что самоубийство — это выход для трусов. Но не торопитесь обвинять его в трусости, сначала попробуйте взвесить в руке нож для разрезания бумаги. Попробуйте перепилить себе горло тупым даже не лезвием, а краешком.
Джек бреется новой бритвой. Держит заточенным краем к себе, гладит лезвие большим пальцем. Острое, очень острое. За ней надо следить, за бритвой. Он прямо чувствует, как ей хочется срезать кожу с его лица. И поэтому ей так приятно бриться. Джек ощущает себя живым — так близко к краю. Когда каждый миг — это выбор. Две взаимоисключающие возможности — и страх поддаться этому настоятельному побуждению полоснуть себя бритвой по горлу. И он, принимая решение не умирать, чувствует себя сильнее.
Он вытирает пол и улыбается про себя, очень довольный, что нашел кнопку «Без складок». Он так и не понял, почему эта кнопка включила отжим. Главное, что включила.
Его выходная белая рубашка машет ему рукавом, вздымающимся под струей теплого воздуха в сушке; все остальное белье лежит мокрой кучей на кухонном столе. Новая порция рыбных палочек тихонько посвистывает в отмытой духовке гриля; а до выхода остается еще целый час.
Он встречается с Крисом и Стивом, который механик, чтобы пропустить пару стаканчиков в другом баре, прежде чем присоединиться ко всей компании. Джек доволен.
Все идет замечательно. С него уже хватит глубоких омутов. Если бы Джек умел плавать, он был бы из тех, кто всегда плещется на мелководье и не заплывает на глубину. Он почти никого не знает из народа, с которым сегодня гуляет, но со Стивом-механиком он более-менее знаком. У них в конторе четыре Стива, так что Стива-механика всегда называют его полным «титулом».
Крис со Стивом-механиком уже сидят в пабе, ждут Джека. Крис присвистывает, изображая восхищенное изумление при виде парадно-выходного прикида Джека. Белая рубашка — подарок Терри. Это была рубашка его сына, но он занялся боди-билдингом, и она стала мала. Это Ральф Лорен; Джек сразу же оценил качество. На груди у «охотника за головами», фаната «Челси», с которым он как-то сидел в одной камере, была точно такая же лошадка-татуировка, точно на том же месте.
Джек идет к стойке, чтобы взять всем по пиву. У стойки толпится народ. Джек заикается, нервно вертит в руках монеты. Наконец бармен его замечает. Минут через пять после того, как прошла его очередь.
— Взял бы поднос, — говорит Стив-механик, сочувственно глядя на то, как неумело справляется Джек с тремя кружками.
— Ничего, главное, что донес. — Крис смеется и улыбается Джеку.
У Криса фантастическая улыбка, вроде как заговорщицкая. «Мы вместе, дружище, — говорит эта улыбка, — вдвоем против целого ебучего мира; и даже если мы проиграем, это не так уж и страшно, потому что мы вместе, и это главное». Девчонкам она тоже нравится. Они ее понимают по-своему. На самом деле, он не такой уж и страшный, Крис. Вполне привлекательный парень. Только зря он намазывает на свои черные густые волосы столько геля. Они кажутся сделанными из пластмассы, как у человечков из конструктора «Lego».
Пиво как-то не помогает расслабиться. Джек весь на взводе. Он почти уговорил свою пинту, в то время как Крис со Стивом-механиком отпили разве что по два глотка. Он знает, что надо сбавлять обороты. «Спирт сохраняет все, кроме секретов», — как говорит Терри. В животе все бурлит, и хотя Джек сидит, он ощущает какую-то странную неустойчивость. Он пытается поучаствовать в разговоре, но Крис со Стивом- механиком обсуждают, с какой фразой лучше всего подкатиться к девчонке. Джек, понятное дело, не силен в этой теме. И поэтому молчит, ощущая свою ущербность.
— Все эти фразы работают только в том случае, если девчонка уже на тебя запала, — говорит Крис. — А если она на тебя запала, ей уже все равно, как ты начнешь разговор. С тем же успехом можно сказать: «Ну что, котик, пойдем в постельку?»
— Я слышал, что проводили исследование и выяснили, что если подкатишься к девушке с предложением поебстись, одна из десяти согласится, — говорит Стив-механик.
— Ну, да. Согласится. Если она так и так на тебя запала. И это доказывает, что все эти волшебные фразочки, чтобы произвести впечатление с первой минуты знакомства, они никому не нужны. В итоге-то все равно доберешься до этой десятой. А первые девять могут оказаться такими коровами, что у тебя на них и не встанет.
— А могут и не оказаться. И если ты к ним подкатишься с правильной фразой, то, может быть, и не придется дожидаться десятой. Может быть, согласится уже вторая. Ну, или третья.
— Тогда как они подсчитали, что это одна из десяти? Если бы соглашалась уже вторая, тогда это была бы каждая вторая. А если каждая десятая, значит, девять давали отлуп, а десятая соглашалась. Иначе это исследование вообще не имело бы смысла. — Крис улыбается, ужасно довольный собой, что он выдал такую блестящую аргументацию. — И потом, где это ты, интересно, слышал про такое исследование? В смысле, кто такое исследование проводит: сколько женщин дают мужикам с первого раза? Уж наверняка не какой- нибудь плешивый профессор в очочках, иначе вышло бы, что ни одна из десяти.
— По радио слышал, — говорит Стив-механик, малость смутившись.
— По такому специальному радио у тебя в голове, — говорит Крис, потрепав Стива-механика по голове, по его шипастому светлому «ежику».
Стив-механик раздраженно кривится, по потом смеется.
— И все-таки, Крис, как ты подкатываешь к девчонке? Что ты ей говоришь?
— Я же сказал, что не верю в волшебные фразы для съема. — Крис отпивает пива и стирает с копчика носа белую кляксу иены. — Но если в теории, я бы выбрал такую: «У тебя, наверное, зеркало в трусиках».
— Потому что я вижу в них свое отражение, — закончил Стив-механик, рыдая от смеха. — А у тебя, Джек, есть «волшебное слово»?
Слова барахтаются в голове: полузабытые сказки о десяти пенсах и похитителях звезд, волшебных буквах и ангелах. Но они упорно не складываются во что-то удобоваримое. Он не на шутку разнервничался и очень надеется, что это не слишком заметно. В конце концов, он решает сказать что-то близкое к правде.
— Вообще-то я ими не пользуюсь. Я просто пытаюсь казаться искренним, проявлять к девушке интерес. — Он умолкает, смутившись, потому что и сам понимает, как это глупо звучит.
Стив-механик удивленно трясет головой. Крис с шумом втягивает в себя воздух.
— Я же тебе говорил, приятель, — Крис обращается к Стиву-механику. — Наш Плут — мужчина коварный. Ты бы видел, как Белый Кит вчера перед ним извивалась. Буквально слюни пускала, только что не облизала его с головы до ног.
Стив-механик смеется, все еще качая головой.
— Нет, Джек, так нельзя. Это уже запрещенный прием. «Пытаюсь казаться искренним, проявлять к девушке интерес». Бои без правил. И как, интересно, другим мужикам состязаться с таким коварным соблазнителем?
— Кстати, о Белых Китах. Послушай дружеского совета, — говорит Крис. — Держись от нее подальше. Точно тебе говорю, у нее бешенство матки. Деменция на почве мужского члена. Она тебя просто сожрет.
— И нам придется менять твое прозвище с Плута на Иону, посмертно, — острит Стив-механик.
Джек молчит. Он не хочет «держаться подальше» от Мишель. Наоборот. Хочет держаться поближе. Настолько близко, насколько это вообще возможно для двух людей.
Они перебираются в следующий бар, и он сразу видит ее, с порога. Ее светлые волосы собраны в хвост. Когда она движется, он обвивается вокруг ее шеи, словно пушистый зверек. Такая беленькая лисичка. Похоже, почти весь народ с их работы встречается здесь. Крис со Стивом-механиком сразу же попадают в вихрь дружеских тычков под ребра и громогласных приветствий. Джек чувствует себя не при деле: незаметная маленькая Луна, он потихоньку вращается вокруг Криса. Но отраженный свет падает и на него: ему тоже кричат «Привет», хлопают по плечу. Мишель их не видит. Они с подругой, с той самой Клер,
