города – хотели встретить своих товарищей из ближних городов и деревень.
Но ньюпортские мелкие торговцы слушали и слышали только то, что говорил им мэр и городские власти. Они сотнями вступали в специальные полицейские отряды и старались изо всех сил помочь тирании, той самой тирании, которая давила и угнетала их всю жизнь.
Но были и другие, множество других. Они тайно сочувствовали мятежникам, но не решались сказать об этом открыто: «Жена, дети!..» Они боялись ареста, а еще больше – потерять работу. Эти люди ждали своего часа: если только Фрост и его молодцы выиграют первый раунд, они поднимутся как один.
Все зависело от тех, кто спускался теперь с гор.
И чартисты приближались, распустив по ветру знамена. Земля отзывалась эхом на их четкий шаг, на дружные их голоса:
Армия подступала к городу. Армия, которой двигала не гордыня, не стремление к войне и грабежам, а великолепный народный гнев, вспыхнувший наконец пламенем мятежа. Нет, не нарядные гусары, не надменные драгуны, не сверкающие доспехи и не яркие мундиры входили в город.
Серый люд, рабочие Уэлса – вперед!
Шахтеры из Абертиллери, Эббу-Вейла, Риски, Тредигара, Аберкарна – вперед!
Литейщики из Карфилли – вперед!
Пастухи из спящих еще долин – вперед!..
Они наводнили улицы, как два потока раскаленной лавы, выброшенной внезапно ожившим вулканом.
Глава девятнадцатая
Четвертое ноября
Шаг, шаг, шаг!..
Колонна шагала по тихим утренним улицам. Ни криков, ни беспорядков – только ровная поступь грубых башмаков. Горожане выглядывали из окон – с надеждой, с восторгом, со страхом.
Генри Фрост шел впереди. Рядом, плечом к плечу, – Оуэн, Том и Джордж Шелл.
– Скоро выйдем на площадь, – сказал Генри. – Странно, никто даже не пытается остановить нас. Для чего тогда набирали специальных констеблей???
Но улицы были пусты. Вот они повернули за угол и вышли на площадь перед Уэстгейт-отелем. Здесь – наконец-то! – они увидели этих констеблей. Их всех стянули сюда и выстроили перед входом в отель.
Генри, не поворачиваясь, поднял вверх руку – условный сигнал: «Стой!» Некоторые из констеблей, решив, что этот жест – команда к нападению, нервно схватились за свои ружья. Но кто-то остановил их вовремя. А сигнал передали дальше – один за другим люди поднимали вверх ладонь, и вот колонна остановилась.
Из соседней улицы на площадь вступила вторая колонна, во главе с Фростом-старшим. Обе колонны остановились одновременно, их ряды смешались, отец и сын стояли теперь почти рядом. Джон Фрост, некогда мэр Ньюпорта и мировой судья, глядел с улыбкой на своих коллег – торговцев и их воинство.
– К сожалению, мистер Морган, дружить нам, видимо, не суждено, – обратился он любезно к своему главному сопернику и конкуренту, которого увидел среди других мануфактурщиков. – А вы, мистер Уильямс, – он повернулся к хозяину городской оружейной лавки, – неужели не опечалитесь, если все это прекрасное оружие придется применить в таком скверном деле?
– Что вам здесь надо, мистер Фрост? – резко спросил Морган.
– Освободите арестованных, которых вы, вопреки закону и справедливости, держите под замком в этом доме.
– Нет. Мы их вам не отдадим. Можете отправить своих хулиганов туда, откуда они пришли.
Толпа сердито заворчала в ответ и придвинулась ближе, вплотную к констеблям. Люди выкрикивали хором:
– Освободите арестованных! Освободите арестованных!
– Не освободим! Не освободим! – взвизгнул Морган, побагровев.
– Тогда мы освободим их сами! – разнесся над площадью чей-то сильный голос.
Толпа напирала, и один из констеблей, не выдержав напряжения, спустил курок. Началась всеобщая свалка.
Впрочем, битва длилась недолго. Чартисты наступали, констебли разбегались. Пузатые ньюпортские лавочники, встретившись нос к носу с жилистыми шахтерами и рабочими, дрогнули, посрывали повязки с рукавов и, забыв присягу, пустились наутек. Рассказывали, что один из них вбежал в кухню отеля, залез в котел, накрылся крышкой и просидел там шесть часов, пока не кончилась заваруха.
Путь к отелю был открыт. Но в этот же момент в одном из окон верхнего этажа показались знакомые лица ньюпортских градоначальников. Фрост опять поднял руку. Обе колонны замерли, повинуясь этому приказу. Четко организованные, разбитые на сотни и десятки, с командирами во главе каждой сотни, каждого десятка, чартисты оказались более дисциплинированными, чем полицейские. И они всё еще не отказывались вести переговоры, добиваться своего миром, а не войной.
Мистер Филлипс, мэр города, член магистрата, и мистер Блюуитт, член парламента от города Ньюпорта, с беспокойством глядели из окна на бурлящую толпу, на стремительный поток, затопивший площадь, на рябь людских голов. Пока эту силу еще можно сдержать, но, если плотина прорвется…
Странные мысли, должно быть, приходили в голову мистеру Блюуитту в тот момент. Одно дело – заседать в палате общин, слушать изо дня вдень ложь о том, чего народ хочет, а чего народ не хочет, другое дело – слышать голос самого народа, голос недобрый, требующий отмщения за свои обиды…
