Фрост, как всегда – пример учтивости, шагнул вперед и, сняв шляпу, обратился к членам магистрата:
– Джентльмены! Люди, которых вы видите, явились сюда не с ожесточенным сердцем. Они хотят получить арестованных. Если вы их выпустите, никому из вас не будет причинено вреда.
Мэр высунулся наружу, его лицо налилось кровью.
– Я не собираюсь с тобой разговаривать, негодяй! – прокричал он. – Пусть твой сброд убирается отсюда, или я сам очищу площадь!
Фрост не мог не улыбнуться:
– С помощью ваших вольнонаемных констеблей, надо полагать?
Он осмотрелся вокруг и поискал их глазами, хотя отлично знал, что они давно исчезли, растаяли, как снег на огне.
– У нас найдутся средства, – отвечал мэр.
– Господин мэр, – заговорил Фрост серьезно, – вы берете на себя большую ответственность: вы затыкаете уши, когда народ хочет сказать свое слово. Если сегодня прольется кровь, она будет на вашей совести. Мы просим в последний раз, даем вам последнюю возможность: освободите заключенных.
– Никогда!
И члены магистрата повторили, как эхо:
– Никогда!
Фрост повернулся к своим товарищам и голосом, хриплым от волнения, прокричал:
– Трижды «ура» нашей Хартии, друзья!
– Ура-а-а!
Отцы города переглянулись: все они были теперь бледнее штукатурки.
– Ура-а-а!
Оглушенные члены магистрата кивнули ошеломленному мэру, Мэр вынул какую-то бумагу и зашевелил губами – он читал, ее, но никто не слышал ни слова.
– Ура-а-а!..
Мэр повернулся и исчез, его коллеги поспешно последовали за ним; вид толпы не доставлял им радости. Это был закон о мятеже, – прошептал Генри. – Они обязаны зачитать его перед тем, как…
Последние его слова потонули в общем крике:
– Вперед! Освободим арестованных! Плотина прорвалась.
Толпа хлынула к отелю, затопила ступени парадного входа, забарабанила в двери и окна. Оуэн вместе с другими вбежал во двор дома – может быть, оттуда будет легче проникнуть внутрь.
– Они уже взломали парадную дверь! – закричал Джордж Шелл. – Я побегу туда!
Размахивая палкой, он снова выскочил на улицу.
…А то, что случилось через секунду, было похоже на жуткий сон. Оуэн и Том до последнего своего вздоха не смогут забыть тот момент.
Внезапно ставни высокого первого этажа растворились все одновременно, как пушечные люки боевого корабля, В окнах мелькнули красные куртки и бледные лица. И на каждом лице только один глаз: второй, нацеленный на ружейную мушку и на человека под зияющим дулом, зажмурен. Оглушительный грохот – и ружья выплюнули пламя и дым. Залп в упор.
– Не бойтесь, они бьют холостыми! – насмешливо прокричал Генри.
Но насмешка погасла у него на губах, когда он увидел, как падают люди вокруг него.
– Тогда получайте!
Он поднял пистолет и выстрелил – пуля ударила в ставень, никому не причинив вреда. Те немногие чартисты, которые имели пистолеты, тоже открыли огонь. Но солдаты были вооружены новейшими карабинами и к тому же надежно прикрыты толстыми ставнями, в то время как толпа во дворе оказалась вся на виду.
Это было похоже на убийство. Люди отчаянно ломились в окна подвала, пытались вывернуть из мостовой булыжники, чтобы ответить стрелкам.
Оуэн понял, что здесь их перебьют, как мух. Лучше снова вернуться к парадному входу – может быть, дверь действительно взломали. Оттуда легче подобраться к солдатам и достать их рукой или палкой.
– За мной! – Он тянул Генри за руку.
Юный Фрост не помнил себя от ярости. Сейчас он полез бы и на каменную стену, где его могли пристрелить, как собаку.
Все, кто остался цел, выбежали на улицу. Оуэн оглянулся. Около десятка трупов громоздились один на другом в маленьком дворике. Булыжник был залит кровью.
Но то, что они увидели на площади, нельзя было даже назвать убийством. Скорее – всеобщее избиение. Толпа настолько стеснилась и сгрудилась, что не могла двинуться ни назад, ни вперед. И в эту беспомощную массу, в мужчин, в женщин, в детей, солдаты выпускали один залп за другим.
Оуэн пробился ко входу, потом в вестибюль. Умирающий рабочий лежал на пороге. Его товарищи отбивались от солдат, но, когда мальчик подбежал, их уже оттеснили штыками к выходу; толпа вынесла
