Оуэна обратно на площадь.
Он очнулся на мостовой, усеянной мертвыми телами, залитой кровью. Огонь не прекращался, и с каждой минутой ряды чартистов редели. Никого из друзей не видно. Может быть, они ранены, убиты.
– Сопротивляться бессмысленно, – прошептал кто-то рядом с Оуэном; раненый мужчина пытался здоровой рукой поддержать вторую свою руку, раздробленную пулей. – Надо отступить, перестроиться, и тогда…
Это был единственный разумный шаг. Чартисты могли драться как львы, но забаррикадированный взвод солдат перебил бы их, как овец. Лучше сейчас отойти, собраться с силами и напасть снова, уже зная, какое сопротивление им предстоит встретить.
Оуэн присоединился к большой группе чартистов, – они покидали площадь, соблюдая ряды и дисциплину. Раненых пришлось оставить там, где их настигла пуля. Тех, кто пытался к ним приблизиться, солдаты расстреливали без всякой жалости.
Мальчик в последний раз оглянулся, увидел забрызганное кровью здание – и… Джорджа Шелла – он лежал в канаве и еще дышал. Оуэн бросился к нему и опустился на колени. Пули ударяли все ближе и ближе… Оуэн не обращал на них внимания.
– Ага, я оказался прав, – задыхаясь, прошептал Джордж. – Но ты иди туда, где сейчас нужнее…
Он закашлялся, и тонкая струйка крови побежала по его подбородку.
Пуля ударила в камень возле самого колена Оуэна.
– Эй ты, убирайся! – послышался сверху грубый голос.
– Мы побеждаем, да? – проговорил Шелл.
Оуэн огляделся. Слезы застилали ему глаза. Толпа постепенно отходила с площади, очищала улицы. Чартисты отступали в горы.
– Да, – солгал он. – Конечно, мы побеждаем.
– Я так рад! Значит, стоило…
Джордж Шелл умер. Его лицо, черное от порохового дыма и залитое кровью, уткнулось в грязь канавы.
Солдаты вышли наружу и рассыпались по площади. У некоторых кончились патроны, и они пополняли запасы, обшаривая карманы убитых. Чартисты давно уже прекратили сопротивление, а красные куртки все не переставали палить по отступающим колоннам.
Оуэн втянул голову в плечи и побежал. Солдаты стреляли ему вслед, а между залпами он слышал их веселый хохот. Но, к великому их разочарованию, ни одна пуля не настигла мальчика. Он свернул за угол и замедлил бег.
Из-за городских крыш виднелись горы, пурпурные в лучах заката. Горы! Никогда еще они не казались ему такими зовущими, никогда еще он так не стремился укрыться в их тени.
Глава двадцатая
В Англии затишье
«Чартисты овладели почти всем городом. Их семь или восемь тысяч», – сообщал в одиннадцать ночи охваченный ужасом газетный репортер.
Несмотря на первую неудачу дело еще не было проиграно. Любая решительная попытка в другой части страны подняла бы весь Уэлс.
Но в Ньюпорте, вопреки паническим воплям газет, красные куртки одержали верх. Шахтеров и рабочих рассеяли и загнали в горы, а население города, готовое примкнуть к мятежу, правительство привело в повиновение, показав всем свою безжалостную мощь. Трупы, которые все еще стыли на площади, были немым предупреждением бунтарям и мятежникам.
Но Южный Уэлс еще бурлил.
В Монмуте власти заперли и забаррикадировали старинные ворота, ведущие на мост через реку Монноу, преградив путь ньюпортским чартистам. Седые бастионы и городские стены, воздвигнутые еще для обороны от кельтских стрел, теперь ощетинились ружейными дулами.
Колонна чартистов из Мэртира подошла к Брекону, но власти выставили против них четыреста солдат.
В Гламорган были стянуты силы вольнонаемной полиции, а на всех дорогах к Кардиффу в лицо людям зловеще глядели рыла шестифунтовых пушек; возле них стояли моряки с военных кораблей.
В Понтипуле, где не было военного гарнизона, чартисты овладели городом, но победа оказалась недолгой; маленький островок свободы вскоре потонул в море торжествующего деспотизма.
Англия наводнила Уэлс войсками. Десятый гусарский полк из Бристоля примчался галопом на подмогу монмутским властям. Из Винчестера подходило восемь рот сорок пятого пехотного полка. Славный сорок пятый теперь прибавил к своим боевым подвигам лавры ньюпортского побоища. Вулвич поставлял пушки.
Никогда еще со времени Эдуарда I[8] Уэлс не был так похож на побежденную вражескую страну…
– Почему, почему они медлят? – ворчал Оуэн. Вместе с Томом они сидели в зарослях вереска и глядели на роту солдат, марширующих по дороге. – Почему молчит твой Бирмингем, который столько наобещал?
Том не отвечал. Да и что он мог сказать!
Впрочем, едва ли Бирмингем был в чем-нибудь повинен.
Группа горожан в то утро с нетерпением ждала на площади почтовую карету из Ньюпорта. Они надеялись: не придет! И вдруг разочарование! Почта пришла, и с нею новости: чартисты в Ньюпорте
