Правда, не прошло и нескольких минут, как мне пришлось снова пережить сильное потрясение. Не успели слуги герцога торжественно унести мой труп со сцены и гораздо менее торжественно поставить меня на ноги за кулисами, как вдруг какой-то дюжий парень стукнул меня по плечу:
– Джульетта? – спросил он.
– Да.
– Я грум сэра Филиппа Мортона.
– Но… – Я весь подобрался, готовый обратиться в бегство, хотя понимал, что в женском костюме это будет нелегко.
– Сэру Филиппу нравится твоя игра, – сказал грум.
– Он… он хочет видеть меня? Но я… я, наверное, не смогу…
– Видеть тебя? – Парень презрительно фыркнул. – Очень ему нужны такие, как ты! Нет, просто он велел передать тебе вот это.
Парень вручил мне коробку конфет и ушел, переступая кривыми, как колесо, ногами.
Я глядел ему вслед, не в силах произнести ни слова, а затем прислонился к стене и, ко всеобщему удивлению, начал неудержимо хохотать.
Через пять минут, только я успел сбросить свой костюм и стоял в нижней сорочке и в коротких штанах, как вошел Бербедж.
– Молодец! – сказал он отрывисто. – Ты просто спас нас всех.
Я был бы страшно доволен, если бы меня не испугало выражение его глаз.
– Где этот негодяй? – крикнул он.
– Кто? – недоуменно спросил я, хотя прекрасно понимал, кого он имел в виду.
– Я изобью его до полусмерти, – сказал он с какой-то свирепой радостью, и я понял, что он это сделает.
Я натянул штаны и начал застегивать крючки на талии. Я терялся в догадках, куда девалась Кит. Может быть, она ушла домой? Это было бы лучше всего: там она могла бы спокойно переждать, пока утихнет гнев Бербеджа; сейчас явно не стоило попадаться ему на глаза.
– По-моему, он не совсем здоров… – начал было я.
– Нечего оправдывать эту скотину! – тотчас перебил меня Бербедж. – Для того, кто без предупреждения отказывается играть, нет никаких оправданий. Если бы этот проклятый парень не играл, как… как ангел, я вышвырнул бы его вон со всеми потрохами и никогда не пустил на порог своего театра. А пока я спущу с него шкуру!
И нужно же было, чтобы именно в эту минуту появилась Кит с таким сияющим видом, как будто ей удалось достать луну с неба. Страх ее исчез бесследно. Весь мир лежал у ее ног.
– Поздравляю, Пит, ты…
Но тут она заметила рассвирепевшего Бербеджа, и лицо у нее вытянулось.
– Беги, Кит! – крикнул я.
Но Бербедж загородил ей дорогу к двери.
– Та-ак! – сказал он, и от этого коротенького словечка повеяло таким холодом, словно от смертного приговора.
– Мне очень жаль, сэр, – сказала Кит, – но…
– Ты еще пожалеешь, очень пожалеешь! Как никогда в жизни!
– Но… – заикнулась Кит, – Питер так хорошо играл…
– А если бы он сыграл плохо? Ты откуда мог знать?
Бербедж медленно двинулся к ней, вытянув вперед руки.
– Не делайте этого! – закричал я, вцепившись ему в руку. – Не делайте этого, мистер Бербедж, – Кит не…
– Замолчи, Питер! – отчаянно крикнула Кит. Она решила смириться с тем, что ее ждало. Она, видимо, считала, что речь идет о небольшой трепке. Ей, наверное, никогда не приходилось видеть, как рассвирепевший мужчина избивает мальчика до крови.
– Прочь с дороги! – тихо сказал Бербедж и одним движением руки отшвырнул меня в угол.
Огромный и разъяренный, он стоял рядом с ней. Ах ты, непослушный, мерзкий, вероломный, бесчувственный, неблагодарный, бестактный…
– Что случилось? – раздался с порога спокойный голос Шекспира. – Это что, новый вид наказания, Дик? Обвиняемый получает сто прозвищ? Что ж, это, пожалуй, лучше, чем сто плетей!
– Погоди, дойдет очередь и до плетей!
Шекспир вошел в комнату и мягко взял друга за руку:
– Нет, Дик.
– Не вмешивайся, Уильям. Ты чересчур мягкосердечен. Пусть это послужит негодяю хорошим уроком. Первый закон для актера – никогда не подводить товарищей.
Но Шекспир стоял на своем.