– Смотри, осторожней там, кузнец из Личфилда, – со смехом сказал только что подошедший к ним Эйстейн сын Баарда. – У них на стене три сотни лучников, и все только и ждут, чтобы кто-нибудь вроде тебя приблизился на расстояние полета стрелы.
Гирик смерил его холодным взглядом.
– Еще никто никогда не попадал в меня стрелой.
Варяги, глядевшие вслед уходившему англичанину, заметили, что засевшие на стене лучники изготовились к стрельбе. Однако, ни одной стрелы пущено так и не было. Вот Гирик уже скрылся из виду, зайдя с другой стороны крепости, а никто так и не выстрелил. Время от времени, вражеские стрелки кричали ему, чтобы подошел поближе, но тем дело и ограничилось.
Гирика не было весь день. К вечеру иные варяги начали биться об заклад о том, вернется он или нет. Но когда красноватый диск солнца скрылся за горами Хибла, Гирик вернулся усталый, мучимый жаждой, с изодранными в кровь ногами, но с многозначительной улыбкой на лице.
– Вижу, у тебя кольчуга внизу продырявлена в трех местах, – заметил вышедший встретить его Халльдор, – похоже на дырки от стрел.
Гирик пожал плечами:
– Ну и что? Три раза я чересчур увлекался думами о том, как половчее взять крепость и не обращал должного внимания на стены. В такую минуту порвать рубаху можно даже о колючки шиповника.
– Довольно похвальбы, Гирик, – крикнул ему Харальд. – Иди сюда и расскажи, что тебе удалось разузнать.
Усевшись у огня, Гирик первым делом опорожнил три чаши пива, а потом проговорил:
– Так вот, я обошел вокруг крепости. Там, с другой стороны, есть небольшой холм, с которого хорошо просматриваются крыши.
– Как интересно! – вставил Ульв. – И что, черепица там красивого цвета?
В разговор вступил Харальд:
– Твоей бабке-ведьме это, наверное, очень помогло бы. Но я – простой воин и не вижу особой разницы.
Гирик отрезал себе говядины, положил ее на толстый ломоть ячменного хлеба и принялся с аппетитом жевать.
– Жуть как проголодался ото всей этой ходьбы, – сказал он, – коня готов съесть.
– Если ты сейчас же нам все толком не объяснишь, мы разыщем коня и заставим тебя его съесть, хоть бы нам пришлось запихнуть его тебе в глотку, – взорвался Ульв.
Гирик рассмеялся.
– Ладно, друзья-викинги, раз уж вы не в состоянии ничего придумать своими ссохшимися мозгами, придется рассказать, что удалось измыслить мне. Пока вы тут нежились на солнышке, хвалясь своими былыми победами, я все смотрел на соломенные крыши крепости и понял, что Катания – не улей, а скорее птичье гнездовье.
Ульв хотел было сказать что-то, но Харальд знаком приказал ему молчать.
– Никогда в жизни мне не приходилось видеть такого скопления птиц, – продолжал Гирик. – Они так и снуют туда-сюда через прорехи в соломенной кровле.
Наступило долгое молчание. Толпившиеся вокруг костра варяги (а послушать рассказ Гирика собралась едва ли не вся харальдова дружина) недоуменно переглянулись.
– Нечего сказать, сообразительные у нас подобрались воины, – обернувшись к ним, заметил Гирик. – Пусть те, кто умеет ловить птиц, поднимут правую руку.
Под громкий хохот остальных пять человек подняли руки. Гирик же молвил:
– Займитесь делом, не мешкая. До наступления ночи надо наловить как можно больше птиц.
Когда эти пятеро ушли, прихватив сети, плащи и все прочее, что потребно для ловли птиц, он обратился к остальным варягам:
– Обследуйте окрестности. Необходимо раздобыть смолистых веток, растительного масла и дегтя.
Потом он вернулся к своей трапезе. Когда же он утолил жажду и голод, Харальд сказал ему:
– Я повидал на своем веку немало битв, но никогда не слышал, чтобы воинов посылали ловить птиц.
Гирик лукаво прищурился:
– Наблюдательному человеку каждый день приносит новое знание, не так ли, Харальд?
Больше он ничего не сказал. Когда же ловцы вернулись с полными сетками испуганно кричащих птиц, а другие посланные – с лапником, он распорядился:
– Теперь кто-нибудь, у кого руки посноровистей, возьмите бечевку, привяжите ветки к лапам и хвостам птиц, подожгите и тут же выпускайте птиц. Пусть себе летят домой.
Покачав головой, Харальд отошел прочь, сел рядом с Эйстейном и сказал:
– Не знаю, кто из нас дурей, Гирик, который выдумал все это, или я, который позволил ему воплотить сию блестящую идею в жизнь. Одно ясно, завтра вся Сицилия будет смеяться при одном упоминании моего имени.
Тут он увидел, что в сторону Катании по небу устремился огненный поток. Вскоре запылала крыша одной из построек, а с крепостных стен послышались громкие крики.
