произведшего подмену, то в какое время жил он? Тоже в XV—XVI веках? Или же он наш современник? А может, он жил в любом веке между XV и нашим?
— Думаю, — предположил Мореше, — что манускрипт XVI века уже находился в библиотеке Ватикана и что «Икс» лишь переложил его в другую папку.
Но ведь надо было еще знать о существовании этого документа. Полагаю, здесь не обошлось без завсегдатая, специалиста…
— Похоже, — согласился Сальва. — И специалист этот затем сделал все, чтобы запутать следы, так что наши ученые потратили многие годы, прежде чем уцепиться за ниточку клубка.
— И только благодаря вам, — заметил нунций.
— Позвольте, ваше преосвященство, скромному полицейскому вмешаться в ваш слишком ученый разговор, — подал голос комиссар. — Мне непонятно, чем все это может помочь в расследовании исчезновения того англичанина… профессора…
— Стэндап! Ах да, Стэндап… — спохватился Караколли, которого захватили рассуждения Сальва. — Смею полагать, что и профессор Стэндап не был введен в заблуждение фальсификатором. Может быть, он почувствовал себя крайне уязвленным… И в настоящее время пребывает в Лондоне… «Уйти по-английски» — так это, кажется, называется?
— Монсеньор, — заметил Сальва, — вы забываете, что комната профессора была переворошена. Его личные вещи тоже там были, но в каком состоянии!
— А, — удивился комиссар Папини, — об этой важной детали я и не знал. Значит, его комнату обыскивали?
Пришлось припомнить все мелочи. Комиссар почувствовал себя увереннее:
— Ваше преосвященство, я оставляю за вами всю научную сторону, но, прошу вас, позвольте полиции вплотную заняться этим английским профессором, чье поведение мне кажется подозрительным. У нас свои методы. И люди наши — лучшие ищейки в мире. Мимоходом скажу, что репутация Скотленд-Ярда значительно преувеличена. Впрочем, Шерлок Холмс…
— Папини, — прервал его нунций, — только, ради Бога, постарайтесь, чтобы не пронюхала пресса. Пропажа в Ватикане! Невообразимо! Как это по-французски: «Уписаться можно»?
На этом утреннее совещание закончилось. А Адриен Сальва и отец Мореше решили вернуться в библиотеку Ватикана, чтобы узнать о результатах экспертизы от доминиканца. Они нашли его в крайнем возбуждении, мало соответствующем сану, которым обычно гордился тевтонец.
— Господа! Невероятно! Колоссальная ошибка и неминуемый скандал!
Ему дали время успокоиться, после чего он объяснил причину своего состояния.
— За все время работы библиотекарем меня еще никогда так не унижали. Мой моральный дух подорван. Я уже начинаю сомневаться в себе. Вообразите, что кто-то не только обманным путем покусился на оригинал манускрипта, находившегося в папке с «Небесной лестницей», но к вымарал его. Именно так: вымарал! — Слезы выступили на глазах у отца Грюнвальда. Стыд захлестнул его. — То, что досье вернули, — ладно! Но вынести его из библиотеки без моего ведома, нагло распоряжаться им и, опять же без моего ведома, положить на место — это уже переходит все границы! Сегодня же вечером я подам в отставку. Задета моя честь.
Адриен Сальва попросил объяснить поподробнее. Вместо ответа отец Грюнвальд протянул ему пачку страниц с заключением экспертов. Оказалось, что первые главы манускрипта датировались XIII веком, тогда как последние неоспоримо принадлежали к XVI и были переписаны совсем недавно. Сам манускрипт переплели за несколько месяцев до его обнаружения. Анализ показал, что страницы, относящиеся к Средним векам, были обрезаны по краям, чтобы их нельзя было отличить от формата страниц XVI века и нынешней эпохи. Кроме страниц XIII века, все остальные изготовили из венецианской бумаги с водяным знаком в виде якоря в кружочке с виньеткой поверху.
— Итак, кое-что прояснилось, — потер руки Мореше. — Оригинальный текст подвергся двойной переработке: первая в XVI веке, вторая — в наше время.
— Посетим-ка еще раз графиню Кокошку, — поспешно предложил Сальва. — А что до вас, отец мой, не очень-то огорчайтесь. Мне кажется, я начинаю понимать, что все это означает. Вас не в чем упрекнуть.
Доминиканец обмяк в своем кресле, доброжелательные слова Сальва, похоже, нисколько не приободрили его. Этот ученый и строгий муж не мог и представить, с помощью каких ухищрений можно было разладить приборы слежения в библиотеке. Разве не установлены электронные системы на каждой двери, камеры в каждом зале? Приезжали американские специалисты и целых три месяца проверяли и отлаживали всю систему наблюдения, после чего уверили святой престол, что за всю их карьеру они не создавали подобного шедевра.
Мыслимо ли, чтобы какой-нибудь служащий библиотеки, тщательно отобранный и проверенный, как и все, мог унести манускрипт, не потревожив ни одно из устройств? Не помнится, чтобы какая-либо книга или документ покинули стены библиотеки. Даже все консультации, экспертизы или реставрационные работы проводились на месте. Разве не говорили, что лаборатории библиотеки превосходят лаборатории Лувра?
— Ну что, — спросил Мореше Сальва по дороге в посольство Польши, — кажется, эта экспертиза в чем-то убедила тебя?
— Можно допустить, что фальсификатором был один из экспертов библиотеки и вся работа проделана в лаборатории. Ко всему прочему, Кокошка хорошо знакома с ним, и именно от него она узнала о важности документа.
— Достаточно ли знать, что какой-то польский эксперт имеет свободный доступ в лабораторию, чтобы определить виновника?
Вылощенный камергер в белых перчатках проводил обоих друзей в барочный салон, где графиня принимала их в прошлый раз. Дородная супруга посла, сидящая в кресле с разводами, встретила их несколько резковато.
— Ах, это вы, господа! И что вам не сидится? Я сказала: его превосходительство мой муж все еще в Варшаве, и, следовательно, ничего большего я вам сообщить не могу.
— Мадам, друзьям Польши простительна поспешность, с которой они спешат на помощь вашему знаменитому соотечественнику, святому отцу, — не оробел Мореше.
— В какой еще помощи нуждается святой отец? — презрительно передернула плечами Кокошка.
— Мадам, — с нескрываемым раздражением произнес Сальва, — мы докучаем вам по необходимости, а не ради удовольствия, можете поверить. У нас есть достоверные сведения, что против Ватикана и, без сомнения, против самого понтифика замышляется заговор. Вы же, не отдавая себе в том отчета, располагаете информацией, которая позволит нам расстроить этот заговор. Не будете ли столь любезны ответить на наши вопросы?
От подобного оскорбления графиня побледнела. Никто не осмеливался говорить с ней таким тоном. Она поджала губы, потом холодно произнесла:
— Давайте, инспектор, давайте. Вам не впервой втаптывать в грязь честь порядочных людей. Обыщите посольство, меня заодно и почему бы не моего мужа!
— Мадам, — более спокойно продолжил Сальва, — во время предыдущего визита я интересовался фамилией человека, поставившего вас в известность о находке «Жизнеописания Сильвестра». Мне необходимо узнать эту фамилию. Со всем к вам уважением я настаиваю, чтобы вы мне ее сказали, и немедленно.
— А если не скажу?
— Графиня, вас — увы! — можно будет обвинить в сообщничестве, в пособничестве, если угодно.
Она, не выдержав, вспылила:
— Уходите! Я не намерена терпеть оскорбления у себя в посольстве от полицейских, даже не польских!
— Мадам, — невинно заметил Мореше, — папский престол назначил моего друга профессора Сальва провести расследование…
Мадам Кокошка тотчас успокоилась, хотя ее объемная грудь продолжала колыхаться, втягивать и выдувать воздух, как кузнечные мехи. Потом она бросила, словно кость шавке:
