— У тебя месяц времени. Потом я требую его головы и сосуда его крови для нашего бога. Меня не интересует способ, поступай как знаешь. Если я не получу того, что желаю, я брошу тебя в самую глубокую камеру и оставлю тебя умирать. Тебя пожрет зверь. И ты не будешь одинока. Сколько дней ты будешь сопротивляться, столько умрет просителей. — Иешоль ухмыльнулся. — А теперь иди, иди молись.
Дубэ вышла из комнаты. Она не видела выхода. Его не было.
Она отправилась в путь утром. Быстро прошла по храму, не останавливаясь, не глядя на огромную статую за алтарем. Она поставила Реклу в известность, и та не стала возражать.
— Скажи и Шерве.
— Я позабочусь.
Дубэ встала, собралась уходить, но Рекла остановила ее:
— Желаю тебе ни пуха ни пера, Дубэ, ты увидишь, что после выполнения этой миссии тебе станет лучше, — и улыбнулась.
На этот раз Дубэ взяла лошадь. Она не хотела тратить время, и вообще хотела как можно быстрее уехать отсюда.
Она помчалась, пустив лошадь бешеным галопом. Не более трех дней — она все рассчитала.
Это напоминало бегство, а на самом деле было самым тяжелым из всех ее путешествий.
В действительности Дубэ еще не решила, что делать, но на всякий случай взяла с собой сосуд. Она спрятала его в потайном кармане, подальше от чужих глаз.
Солнце выглянуло в середине дня. Вот уже три месяца, как она его не видела. Солнце показалось ей теплым и нежным. В воздухе пахло весной. В Доме это не было заметно. Ночь заглушала даже представления о временах года, а запахам цветов и свежей травы не удавалось проникнуть в ее комнату. Вместо ароматов цветов — тоскливый запах крови, смерти, скал и земли.
Земля Солнца, родная земля, встретила ее яркой зеленью своих лугов. Деревья уже расцвели, воздух был ароматным. Дубэ плохо чувствовала себя из-за волнения.
К прежним воспоминаниям о любимом Учителе присоединились недавние — о двух с половиной годах, что она провела в одиночестве, став воровкой. Эти годы никогда не казались ей прекрасными, но они были годами свободы, а сейчас свобода была той роскошью, которую она не могла себе позволить.
Макрат остался прежним: беспорядочным, прекрасным и нищим одновременно, но прежде всего огромным и живым.
Она прошла по рынку, где пять лет назад увидела свою мать. Ее здесь больше не было, она давно это знала.
Дубэ и не думала, что при виде Макрата ей станет так плохо. Словно из тюрьмы, сквозь решетку она смотрела на мир. Она была дома и одновременно за тысячу верст отсюда. Она чувствовала цепи, которыми была прикована к Дому Гильдии.
Дубэ шла, сжимая рукой кинжал под плащом. Что она будет делать, когда увидит Дженну? Неужели она действительно подчинится приказу Иешоля? А если она этого не сделает? Другие невинные умрут, и гораздо худшим образом. Если она захочет, то сможет убить Дженну так, что он и не заметит, умрет без страданий. Это было бы чуть ли не актом милосердия.
Она в ужасе затрясла головой. Наконец, она решилась.
«Я только пойду туда. Посмотрю, и все, и ничего больше».
Она знала, где искать его, знала все места, где он воровал, места, куда ходил. Она знала о нем все. Теперь, когда Дубэ потеряла его, она поняла, что он был ее единственным другом. Она всегда старалась держать его подальше от себя, прогоняла его, но это не помогло.
Она увидела его издалека: худой, как всегда, в поношенном коричневом плаще. С первого же взгляда она поняла, как сильно он изменился и сколько вынес за эти месяцы.
«Кто так любит», — сказал Иешоль, и теперь Дубэ поняла. Она почувствовала, как сжимается ее сердце.
Он был бледнее, чем обычно, и не такой живой, как всегда. Он не работал, казалось — он просто прогуливается.
Дубэ последовала за ним. Она испытала прежнюю радость, как тогда, когда отыскала свою мать: она смотрела со стороны на любимого человека. С волнением она шла за ним, наблюдала за его поведением, за жестами, которые ей были так хорошо знакомы. Она с волнением, с трепетом узнавала его: он бродил, как неприкаянная душа, ходил по тем местам, где раньше не бывал, она узнавала его манеру говорить, его печальное настроение. Все, что сказал Иешоль, было правдой. Он искал ее.
Она ходила за ним до ужина, вошла вместе с ним в таверну.
Дженна заказал себе скудную еду, ел в одиночестве, положив перед собой на столе какой-то листок. Когда хозяин принес ему заказанный суп, Дженна задержал его.
— Ты встречал эту девушку?
Дубэ закуталась в плащ, спрятав лицо в капюшон.
«Что мне делать?»
Ночь опустилась на город, когда-то ночь была царством Дженны. Вечером он всегда оживлялся и проворачивал свои дела, вечером он встречался с заказчиками, собирал сведения.
Теперь этого не было. Теперь он шатался по улицам, бесцельно, не зная, куда идти.
Дубэ шла за ним след в след, а над городом вставала ледяная, бесстрастная луна, освещала редеющую толпу, извилистые переулки.
Наконец они остались на улице вдвоем. Он шел устало, громко ступая, а она двигалась, как кошка, как его тень. Она затаивалась в нишах домов, смотрела на него. Она и сама не знала, что делает.
«Уходи, или делай то, чего не хочешь. В любом случае выбирай свою судьбу, раз представляется случай…» — думала она и продолжала следовать за Дженной.
Может быть, она потеряла бдительность, погруженная в свои мысли, может быть, действительно хотела быть узнанной, но какой-то момент она ступила не туда, и Дженна, должно быть, услышал ее.
Юноша резко обернулся.
— Кто ты? — Его голос звучал неуверенно.
Он вгляделся в нее, и ему не понадобилось время, чтобы узнать ее.
— Дубэ!
Его лицо просияло, он бросился к ней.
Дубэ не знала, что делать. Она действовала инстинктивно, как делала это обычно при выполнении своей работы.
«Другого выбора нет».
Она достала кинжал, свободной рукой прижала Дженну к стене и схватила его за горло.
Он был изумлен и с недоверием посмотрел на Дубэ.
В ее руке, занесенной над его головой, был кинжал. Дубэ уже определила, куда нужно нанести удар, ей оставалось только опустить руку.
— Дубэ…
Это походило на мольбу, и на нее нельзя было ответить «нет».
Она видела безоружного Дженну в своих руках, ей казалось, что она впервые видит его лицо. В ужасе она отошла, и кинжал упал на землю.
— Я не могу этого сделать… не могу… — прошептала Дубэ, села на землю, обхватила голову руками и принялась плакать, как ребенок.
Дженна какое-то время остолбенело стоял перед ней, потом тоже опустился на землю и обнял девушку.
— Я искал тебя повсюду, не переставая, когда… — он покраснел, — с того раза, когда мы последний раз виделись.
Они пришли к нему домой. Казалось, дом не изменился, только стал еще запущенней. Они сели за стол, перед каждым стояла миска с молоком.
— Меня мучило то, что я не знаю, куда ты ушла.
Дубэ смотрела в свою миску. Она не знала, что сказать.
Она испытывала только чувство стыда за то, что могла поверить, хотя бы на одно мгновение, что
