фабрики. Многие документы, которые числятся навсегда утраченными, остались у меня. На память о прожитых годах. И больших деньгах.
Солод открыл бар, скрытый в широченной стойке письменного стола.
– Я всегда говорил, что память человеческую беречь надо, – кивнул он. – Что есть человек без памяти? Животное. Грязная паршивая скотина.
– Совершенно верно, – поддакнул Свист.
Солод налил себе и Свисту немного коньяка. И подумал, что три с половиной тонны золота по нынешним деньгам – это сто миллионов долларов. Хорошая цифра, за такие деньги надо бороться. Впрочем, борьба оказалась не столь утомительной и опасной, как казалось год назад, когда каша только заваривалась.
Солод сделал глоток и представил себе гору золота и себя самого, лежащего на этой горе. Может, какому художнику такую картину заказать? Просто ради хохмы. И название уже готово: «Царь горы». Солод с нескрываемой теплотой и нежностью посмотрел на своего гостя и подумал, что Свист рассчитывает на десять процентов стоимости товара. Человек всегда на что-то рассчитывает. И пусть. Но хрен ему на рыло, а не десять процентов. Надо похоронить его под той самой цветочной клумбой, в которую Свист недавно сморкался. Двойная выгода: деньги не надо отдавать. И, главное, на дерьме хорошо цветы растут.
Свист прикончил дорогой коньяк одним глотком, будто пил магаданский неразбавленный спирт, произведенный из еловых опилок. Крякнул, вытер губы пятерней и продолжил рассказ.
Позднее на заводах контролирующие органы проводили проверки. В те годы любили проводить всякие проверки, плохо соображая, на кой черт они нужны. Ну, прямо как сейчас. И выяснилось, что значительная часть золота не была использована для производственных нужд. Но хранилище оказалось пустым. По разным оценкам, пропало три с половиной тонны золота в слитках и самородках. А те журналы учета, что вели на заводах, сгорели во время пожаров, последовавших один за другим. Оригиналы и копии приходно- расходных ордеров тоже сгорели, хотя лежали в специальных несгораемых сейфах. Словом, судьба золота покрыта мраком. Драгоценный металл был застрахован, и Носков получил возмещение. Но, как позже выяснилось, та страховая компания ему и принадлежала. Короче, он заплатил деньги самому себе.
Свист наподдал ногой по портфелю.
– Ну, не все, конечно, сгорело, – добавил он. – Кое-какие крохи уцелели.
– Кто бы сомневался, – кивнул Солод.
Если исходить из духа и буквы закона, пострадал в этой истории с пожарами только Олег Носков. Это он, по версии, выдуманной милиционерами, понес убытки. На самом деле Носков хотел одного: вывезти золотишко подальше от глаз людских, спрятать его в надежном месте и жить дальше со спокойным сердцем. Он человек старой закалки, всю жизнь отдавший добыче золота. Носков не верит ни в черта, ни в бога. Не верит в русские банки, не верит в валюту или ценные бумаги. Он знает, что люди могут предать, бизнес может рухнуть. И тогда человек окажется на паперти с протянутой рукой. Но с золотом, особенно если его много, никогда не пропадешь.
Когда на ювелирные предприятия Носкова стали наезжать бандиты, пришлось отдать им долю в прибылях. Носков быстро понял, что старые времена навсегда уходят в прошлое. Появилось много желающих прибрать к рукам его бизнес. Заводы по производству ювелирных украшений и другие активы рано или поздно отберут бандиты. А ему открутят голову, живым закопают где-нибудь в лесу или утопят в выгребной яме. Носков сумел выгодно продать часть собственности, другую часть отписал единственной дочери и зятю.
А вот куда делось то золото?
Около года назад в ветреный дождливый день в приемной Леонида Солода появился плохо одетый человек с блатными татуировками на пальцах и запястьях. В портфеле из свиной кожи лежала вот эта самая затертая карта Магаданской области, списки работников золотодобывающей артели «Линза» и еще много всяких любопытных документов.
Человек назвался Сергеем Свистуновым и кое-что рассказал о себе. Когда последний раз освободился из лагеря, где сидел за разбой, то не стал уезжать из Магадана. Устроился на работу там же, где сидел, в ста пятидесяти километрах от Магадана, на речке Колыме. В течение семи лет он трудился как проклятый, занимал разные должности в «Линзе». Был оператором промывочной машины, бригадиром старателей, работал на местном аэродроме, откуда золото отправляли в Москву.
Впоследствии Свист перебрался в столицу, устроился в отдел снабжения на заводе золотых украшений. После двух памятных пожаров он самостоятельно занялся поисками магаданского золота. Потому что к тому времени знал точно: золото существует. И за ним присматривает ближайший друг Носкова, некий Фрумкин. Этот тип бездетный, живет с женой, но не сидит на одном месте, а переезжает с места на место. Года три назад его след нашелся в Калуге, затем Фрумкин неожиданно пропал. И вынырнул в Саратове. Но и там скоро потерялся.
Через местный архив удалось установить, что супруги Фрумкины погибли от взрыва газового баллона в своем частном доме на окраине города. Однако ни в самом Саратове, ни в его окрестностях Фрумкины не похоронены. Свист сразу решил, что смерть супругов – всего лишь уловка, попытка сбить со следа тех, кто по этому следу идет.
Тогда же в Саратове, работая в архиве, он признался себе, что одному это дело не осилить. Три с лишним тонны этого богатства Свисту без надобности. Ему нужна некоторая сумма наличными. Он хоть и немолод, а красиво пожить хочется. Тем более чувствует себя Свист прекрасно, будто вчера третий десяток разменял. Поэтому он пришел к Солоду, человеку деловому, хваткому, у которого с тестем отношения не сложились. Вместе с Солодом они решат все проблемы.
«Ладно, я послушал твои сказки, – проворчал тогда Солод. – А теперь ты слушай мой вопрос. У тебя есть доказательства, что это золото существует? Реально существует, а не в твоем воспаленном воображении?»
«Вот. – Свист приподнял с пола и поставил на стол портфель, набитый бумагами. – Взять хотя бы эти два письма, написанные в Магадане и адресованные в Москву. Ваш тесть пишет своему другу. Тут о здоровье, тут о погоде. А тут… Прямым текстом спрашивает, удалось ли Фрумкину найти для хранения сырья место понадежнее? А дальше… Еще одно предложение. Написано, что в ближайшее время ваш тесть подкинет еще килограммов триста. Надо сказать, что письма к Фрумкину не попали. А люди, которые их привезли, бесследно исчезли. Как исчезает в столице множество проезжих людей».
Солод молча кивал головой и, не отрываясь, зачарованным взглядом смотрел на карту, будто по ней рассыпали золотой песок.
До Элисты добрались под утро, когда на востоке темный свод неба стал наливаться красками жизни. Въехали в город, поколесили по улицам, встретив лишь одного прохожего, бородатого старика в тюбетейке. Полосатый халат болтался на худых покатых плечах, как на вешалке. Еще попалась телега, груженная сетками с мелкой, как орехи, картошкой. Повозку тащила лошадь, возница шел рядом. Он проводил машину долгим взглядом и сквозь зубы плюнул ей вслед.
На Озерной улице, находившейся на окраине, застроенной лачугами из необожженного кирпича, не оказалось ни озера, ни большой лужи. Ночью прошел дождь, но теперь о нем напоминала лишь загустевшая грязь в дорожных колеях и полная бочка зеленоватой воды, стоявшая у деревянных ворот. Отсюда с дороги дом за забором почти не виден, только кусок крыши, крытой листами железа, изъеденными ржавчиной. Радченко посмотрел на экран GPS, убедившись, что адресом они не ошиблись.
– Похоже, нас здесь не ждут, – сказал он. – Или просто слишком рано.
– Что? – Стас, всю дорогу пытавшийся задремать, открыл глаза. – Мы уже приехали? Да… Это не самое романтическое место на свете. То, что я вижу, даже не похоже на Россию. Тут деревьев нет. Только песок и красная глина.
– И все же это Россия, республика Калмыкия, – ответил Радченко. – Триста километров на юг – Каспийское море. На его противоположной стороне – Ирак. Если взять на север, окажешься в Казахстане. Наверное, слышал о такой стране, бывшей республике бывшего Советского Союза? А там и до границы с Китаем не так далеко.
– Занесло нас… – Стас вытащил из кармана мятую пачку сигарет.
Алла, выбравшись из машины, остановилась возле калитки, проделанной в воротах. В нерешительности постояла минуту, хотела постучать, но дверь распахнулась сама, навстречу вышел высокий худой старик в коротковатых штанах, резиновых галошах на босу ногу и свободной черной рубахе навыпуск. Старик был
