Гурский не замечал ни звуков, ни мелких бытовых неудобств, потому что охота, особенно на человека, дает гораздо больше, чем отнимает. Получаешь лошадиную дозу адреналина, азарт. Душу будоражит запах крови. Его настоящий охотник чувствует издалека, может, за километры. Этот запах не дает спать, заставляет сердце биться быстрее.
Через стекла бинокля Гурский разглядывал заросли осинника, уходящие в глубину оврага. Там, в этой глубине, не угадывалось ни дорожки, ни тропинки. Видно, через этот овраг на ту сторону никто годами не ходил. Судя по запаху, на дне образовалось гнилое болото.
Гурский взял чуть выше и стал рассматривать дом на другой стороне. Сбитый из потемневших досок, крытый железом, внешне он ничем не выделялся среди местных хибар. Дом обнесен забором с трех сторон, с четвертой стороны – непроходимый овраг. Возле дома какие-то сараи и банька, похожая на собачью конуру. Вот на крыльцо дома вышел старик, обутый в резиновые галоши. Он едва тащил два полных ведра, шел осторожно, стараясь не расплескать содержимое. Медленно спустился вниз, за сараи.
Гурский отложил бинокль, взял в руки фотоаппарат с длиннофокусным объективом, сделал несколько снимков. Старик выплеснул помои в овраг и, прибавив шагу, заспешил обратно, спасаясь от дождя.
– Наше путешествие близко к завершению, – сказал Гурский. – Вообще все прошло довольно гладко. Но вот эта антисанитария, отсутствие канализации и нормальной питьевой воды меня просто убивает. В Европе и Америке такого не увидишь.
– Ты был в Америке? – удивился Туз. – И как там?
– Нормально, – пожал плечами Гурский. – Сервис на высоком уровне. Дома повыше тех, что в Москве. И машины побольше наших. Если в багажник нашей тачки помешается только один труп, то в американскую свободно положишь двух жмуриков. Да что там двух… Запросто троих положишь.
Гурский засмеялся, довольной собственным остроумием. Перебрался в дальний угол, вытащил из спортивной сумки ноутбук, подсоединил его к фотоаппарату. Пару минут разглядывал снимки старика, сделанные только что, и остался доволен работой. Подсоединив спутниковый телефон к компьютеру, он отправил фотографии в Москву, сопроводив их коротким письмом.
Покончив с этим делом, Гурский расстелил спальный мешок, забрался в него и постарался заснуть. Но сна не было – голову туманила дремота, тяжелая, как сырой неподвижный туман.
Гурский снова увидел вечерний Нью-Йорк, услышал шум автомобилей и голоса пешеходов. Он только что поужинал в недорогом итальянском ресторане, вышел на улицу и, подняв воротник плаща, неторопливо зашагал к южному входу в Центральный парк. В этот весенний хмурый вечер быстро стемнело. Он прошел пару кварталов вверх по улице, замечая, что пешеходов становится все меньше. Здешние обитатели давно сидят дома, а туристы вечерами гуляют по Таймс-сквер и Бродвею. И не заглядывают в парк, таящий в своей темноте что-то пугающее.
Дождавшись зеленого света, Гурский перешел улицу и оказался по другую сторону невысокой ограды. Прошел сотню метров и обернулся, сквозь полупрозрачные кроны деревьев была хорошо видна реклама на крышах отелей, светящиеся квадратики окон. Верхние этажи дальних небоскребов накрывали низкие облака. Поздними вечерами парк превращался в необитаемый остров, темный и загадочный. Прохожих не видно, а фонари, стоявшие вдоль пешеходной дорожки, давали слишком мало света.
Гурский, уже бывавший здесь, неплохо ориентировался. Он прошел мимо огромных черных камней, поросших мхом, свернул на другую дорожку. Остановился под пешеходным мостом и, бросив быстрый взгляд за спину, прикурил сигарету. Еще полчаса он бродил по аллеям, встретив всего двух пешеходов. Без четверти одиннадцать он вышел на небольшую площадку возле памятника Колумбу. Лавочки были пусты, накрапывал мелкий дождь. Гурский надвинул на глаза козырек кепки, натянул кожаные перчатки. И увидел, как из темноты и дождя соткалась человеческая фигура. В куцем пиджаке, с непокрытой головой Максим Карлов выглядел жалко. Гурский тряхнул протянутую руку и через силу улыбнулся.
– Поздравляю с окончанием гастролей, – сказал он. – Заработал немного?
– Немного, – кивнул Максим. – Но я рассчитывал на меньшее. Сегодня был последний концерт на Брайтоне.
– Я знаю, – кивнул Гурский.
– Когда вы позвонили, я испугался, не случилось ли чего. Этот ваш звонок… Это было так неожиданно. Я не знал, что вы в Нью-Йорке.
Гурский взял певца под локоть и потянул за собой в глубину парка. Правую руку опустил в карман плаща, развернул мягкую тряпицу, вытащив из нее нож с коротким широким лезвием. Не вынимая руку из кармана, он крепко сжал рукоятку из рифленой резины.
– Все в порядке, – сказал он. – Просто у меня тут кое-какие дела. Ну, а поскольку я приехал, и тебя решил навестить. Как Алла?
– Она счастлива, – ответил Карлов. – Считает мои гастроли настоящим успехом. Верит, что по возвращении, когда она оформит развод с мужем, начнется новая жизнь.
Они прошагали вдоль длинной пустой аллеи, спустились к пруду. Вода плескалась у самых ног. Где-то вдалеке слышались сирены полицейских автомобилей. Гурский смотрел на далекие огоньки высотных домов на другом берегу пруда, будто пришел сюда именно для того, чтобы насладиться этим зрелищем.
– Мне нравится это место, тихое такое, – сказал он. – И запахи здесь, как в лесу. Запахи острее всего чувствуются ночью. Правда?
– Точно, – певец передернул озябшими плечами. – Вы, кажется, что-то хотели передать или сообщить. Я обещал Алле вернуться не позже полуночи.
– Ах, да. Вылетело из головы. Со мной всегда так: отвлекаюсь на мелочи и забываю о главном. Короче говоря, надо бы устроить так, чтобы Алла задержалась здесь на месяц. Но, как я понимаю, ей не терпится вернуться в Москву. Уже билеты взяты, и все такое… Да… А надо бы ее тут задержать. Нужен какой-то уважительный повод. Веская причина, чтобы остаться. У тебя есть мысли на этот счет?
– Я об этом не задумывался, – Карлов покачал головой. – Трудно найти вескую причину…
Он не успел договорить, даже не увидел, как Гурский вытащил руку из кармана, сделал короткий замах и ударил с левой стороны, вогнав лезвие ножа в горло по самую рукоятку. Певец даже не вскрикнул, опустился на колени и упал на землю. Перевернулся с живота на спину, а потом на бок, будто ему неудобно было лежать. Гурский отступил назад. Клинок вытаскивать не стал, опасаясь, что из раны хлынет кровь и перепачкает его плащ и брючки.
Он стоял в стороне и сосредоточенно наблюдал за последними минутами агонии. Карлов, лежа на боку, тихо хрипел, хватая воздух открытым ртом. Сгибал и разгибал ноги и таращил белые глаза. Через пару минут все кончилось. Певец вытянулся в струнку и затих, прижав окровавленные ладони к лицу.
Гурский поднялся вверх по склону, поскользнулся на мокрой траве, чуть было не упав. Шепотом выругавшись, он выбрался на дорожку и быстро зашагал к выходу из парка, встретив на пути лишь пьяного бродягу.
Глава 20
Стас Гуляев почувствовал, что дышать стало трудно, а тело тонет в теплом матрасе, проваливаясь в его бездонную глубину. Выбраться на поверхность нет никакой возможности. Ноги налились тяжестью, тело потеряло способность к сопротивлению. Сквозь сонную одурь Стас подумал, что это глупо и пошло – утонуть в матрасе. Так люди не умирают, а вот ему досталась именно эта глупая и смешная смерть.
Открыв глаза, он увидел над собой близкую двускатную крышу сенного сарая. Кажется, стоило вытянуть руку – и можно притронуться к неструганым доскам, сквозь которые видны листы жести. Стас вспомнил вчерашнее и сегодняшнее застолье, злую водку, от которой в голове зашумело после первой же рюмки. Помнится, хозяйка проводила его в какую-то тесную комнатенку с окном, закрытым внешними ставнями. Кроме самодельного лежака, там помещался здоровенный сундук и старинная деревянная прялка. Через час Стас понял, что в этой душной келье он не заснет. Никого не встретив на пути, вышел из дома на пустой двор, напился холодной воды из ведра.
Сквозь широкие щели между досками стало заметно, что сумрак раннего вечера становился гуще, из оврага выползала темнота. Стас подумал, что заканчивается второй день, который они провели в гостях у стариков Романенко. На отдых остается не так много времени: Радченко говорил, что его поезд до Ставрополя уходит сегодня около десяти вечера. Стас вместе с Аллой должны выехать отсюда на машине в полночь. Они пересекут границу с Казахстаном перед рассветом, а завтра утром окажутся в городе
