долголетием, даже себя самого.
– Что-то вы сегодня не веселый.
Вербицкий постучал пальцами по крышке кейса, давая понять, что пустых слов сказано уже много, пора бы и к делу приступить. Но Борис Самойлович, погруженный в раздумья, казалось, не замечал нетерпения посетителя.
– Как супруга поживает?
– Спасибо, вам от неё привет.
Вербицкий подумал, что Таня даже не подозревает, что такой ювелир Борис Самойлович живет на свете. А сбросить цену придется, тут и спорить нечего. Любой аргумент все равно окажется битым, на каждое слово у старика десяток возражений. Положим, Вербицкий скажет, что отдаст золото вдвое дешевле скупочной цены. А старый хрыч спросит: Валера, а вы учли плату за риск? А медленный оборот золота учли? Скажет, что он и так работает, чуть ли не себе в убыток.
Опять же вспомнит этот переезд с насиженного места в центре, плату за аренду подвала приплетет. Лучшие клиенты или в Израили или в Бутырке. Прочитает целую лекцию, а потом опять заноет о плохом здоровье, о том, что жить осталось всего ничего, возможно, вскорости помрет он прямо за этим вот столом. Те же самые байки он травил и в старой мастерской. Противный старикашка, занудливый, жадный. Одна только положительная черта и есть – глупых вопросов не задает.
– А как на работе успехи?
Вербицкий лишь печально улыбнулся, мол, сам должен понимать, что за работа у врача линейной бригады «скорой», веселого мало.
– Если нет перспектив, могу вас порекомендовать в четвертое управление, – ювелир прищурился. – Один мой хороший приятель поможет.
– Нет, бегать на цирлах перед чинушкам, это не для меня, – ответил Вербицкий. – Я все-таки не холуй, а врач. На «скорой» работа дерганая, но в четвертом управлении ещё хуже. Устанешь прогибаться. Спасибо, что обо мне вспомнили.
– Если надумаешь уходить со «скорой», – Борис Самойлович приложил руку к сердцу. – Много лет знал твоего отца, были друзьями. Саша всегда мечтал, чтобы его сын, его Валерочка, стал врачом. Ни у твоего отца, ни у твоей матери не было высшего образования. И вдруг – врач в семье. Да, порадовались бы старики. Твой отец был хорошим ювелиром. Когда его сажали, он меня попросил: позаботься о Валерке. Главное, говорит, пусть парень держится подальше от ювелирного дела, нечего повторять мои ошибки. Восемь лет с конфискацией это не шутки. Наша, ювелиров, профессиональна статья была восемьдесят восьмая: валюта, золото. Кому больше везло, кому меньше. Еще твой отец мне сказал: «Боря, я оттуда не вернусь». А разве могла твоя мать пережить весь этот ужас? Я ей понемногу помогал, другие тоже помогали. Но раны на сердце, они не заживают. У твоей матери было слабое сердце.
– Да, сердце у неё было слабое, – кивнул Вербицкий.
Если уж старик вспомнил его мать и отца, свою материальную поддержку, предложил помощь в трудоустройстве, значит, дела совсем плохи, хоть сейчас же вставай с этого скрипучего стула и пустой езжай обратно. Значит, решил старик золото чуть не даром забрать. Его стиль: долго зубы заговаривает, а потом назначает бросовую цену.
– Простите, Борис Самойлович, я тороплюсь, – сказал он, хотя никаких дел не планировал.
– Да, да, – Бернштейн зажег настольную лампу, вынул из верхнего ящика стола связку ключей, встал и, отпирая сейф, повернулся к Вербицкому спиной. – Проклятый замок, – проворчал ювелир. – Уж, сколько с ним мучаюсь.
Вербицкий внимательно разглядывал жилистую тонкую шею ювелира.
– Сейф можно вязальной спицей открыть, а ещё проще – сбить молотком заднюю крышку. Вот мой характер: нет, чтобы на прежнем месте рухлядь оставить, так сюда припер.
– Вас когда-нибудь ограбят, – выдав свой прогноз, Вербицкий усмехнулся. – Обязательно ограбят.
– Еще ни разу за всю мою жизнь не грабили, – ювелир ожесточенно дергал ручку сейфа. – И кому в голову придет, что в этом подвале и в этой консервной банке, – он стукнул по сейфу кулаком, ключ, наконец, повернулся, – что в этой банке я храню деньги и ценности. Своим доверяю, без доверия тоже нельзя. Если смотреть на каждого клиента, как на потенциального грабителя, спятить недолго. А вообще, я заговорен от краж и ограблений. Многих моих знакомых обчистили ни по одному разу, а меня Бог миловал.
– Какие ваши годы, все ещё впереди.
Вербицкий рассмеялся чистым искренним смехом. Он хотел добавить, что доверять людям, особенно своим клиентам, нельзя ни в коем случае, но промолчал.
– Итак, Валера, сколько я вам должен? – Борис Самойлович положил на стол толстую тетрадь и деньги в целлофановом пакетике, сел на стул, перевернул несколько исписанных сверху до низу страниц – А должен я вам за шестнадцать золотых колец и перстней. Как раз знакомому дантисту нужен был золотой лом на коронки. Он все забрал оптом, – Борис Самойлович раскрыл пакет и, отсчитав нужную сумму, притянул деньги Вербицкому. – Проверьте.
– А зачем? – Вербицкий улыбнулся, худшие опасения не сбылись. – Вы же сами говорили, что своим людям надо доверять. Только вот, колец было семнадцать.
– Семнадцатое вот оно.
Ювелир достал из ящика и положил на стол обручальное кольцо, поставил перед собой склянку с прозрачной жидкостью. Он придвинул к себе аналитические весы, положив кольцо на чашку, измерил его вес.
– Тринадцать и шестнадцать сотых. Его вес я вычел из общей массы. В прошлый раз я золото не проверял, только взвесил. А теперь смотрите.
Борис Самойлович открыл склянку с жидкостью, опустил в неё стеклянную палочку, дотронулся палочкой до кольца. Вот капля оказалась на желтом металле, золото на глазах потемнело. Вербицкий внимательно наблюдал за манипуляциями старика, чувствуя, что хорошее настроение возвращается. Бернштейн, хотя и поворчал, пожаловался на жизнь, но деньги за золото отдал, как договаривались.
