Значит, и вправду стареет бедняга.
– Эта светлая жидкость смесь азотной и соляной кислоты, так называемая царская водка, – пояснил ювелир. – В ней растворяются все неблагородные металлы. Это кольцо – подделка, видимо, сплав меди и серебра. Хотя фабричное клеймо, проба, все на месте. Можете его забрать.
– Зачем оно мне? – Вербицкий помотал головой. – А что у нас с другими кольцами, теми, что с камнями? Там ещё две броши и два браслета. Кстати, в них бриллианты старинной огранки.
– Современная огранка, скажем, розочкой котируется выше старинной. Это заблуждение обывателей, будто камни старой огранки стоят дороже. Там, среди ваших вещиц, есть хорошие. Особенно тот браслет с сапфиром и двумя бриллиантами по полтора карата. Но камушки с дефектом. Они не впаяны в браслет, а закреплены в лапках, я их вынул. Могу дать вам лупу и камни, сами увидите дефекты.
– Трудно будет найти покупателя?
Вербицкий поморщился, опять хрыч начинает голову морочить.
– Покупатели, считайте, уже есть, – ювелир часто заморгал глазами. – Оба браслета и броши возьмут и в таком виде. Но лучше отремонтировать камни. На одном убрать пятнышко, а на другом скол, добавить новую грань, заполировать трещинку алмазной крошкой. Камни, лишенные этих дефектов, подорожают примерно в полтора раза.
– И сколько будет стоить вместе вся эта музыка?
Ювелир назвал сумму и посмотрел на посетителя вопросительно.
– Годится.
Вербицкий кивнул головой, решив про себя, что старик опять его надул, но торговаться, изображая из себя знатока камней, просто смешно. А соваться к другому ювелиру – глупость непроходимая. Слова Бернштейна не проверишь.
– А как скоро можно получить деньги?
– Огранка крупного настоящего алмаза занимает годы, – ювелир, видимо, обрадованный согласием Вербицкого уступить камни по названной цене, выключил лампу и, откинувшись на стуле, сложил руки на груди. – Здесь, разумеется, работа не та, но пару недель придется попотеть. Значит, через две недели и созвонимся. Кстати, есть очаровательный бельгийский гарнитур: колье и сережки с алмазами. И совсем недорого. Прекрасный подарок супруге к женскому дню.
– Я не дарю женщинам драгоценностей, – сказал Вербицкий. – Не из соображений экономии. Просто у жены появится соблазн показать эти побрякушки родственникам, а те решат, что я богатый человек. Начнутся расспросы. Я подарю жене духи, а драгоценности – это баловство. Она ведь жена врача, всего- навсего врача.
– Что ж, логично. Помнится, все ценные предметы, что дарил отец вашей матушке, конфисковали. Вложения денег в ценности жены, – ювелир пожал хрупкими плечами, – не самые удачные вложения. А духи тоже прекрасный подарок. Баловать женщин тоже глупо, слишком быстро они привыкают к хорошему. Валера, какие духи предпочитает ваша супруга? Сейчас в магазинах огромный выбор.
– Какие подарю, такие и предпочитает, – буркнул Вербицкий.
Ювелир, всегда сохранявший непроницаемое лицо, криво усмехнулся.
– Золото – это так, это сейчас не главное, – сказал Вербицкий. – Один приятель предлагает купить у него совершенно уникальную коллекцию икон. Мой знакомый мало в этом смыслит, в иконах. А коллекция действительно уникальная. Первый раз в жизни я увидел такое собрание у частного лица.
– Если ваш знакомый почти ничего в этом не смыслит, откуда у него это редкие иконы?
– Часть по наследству получил, что-то сам прикупил.
– Прошлым летом гостил в Гамбурге у дочери, – Бернштейн пригладил на висках седые редкие волосы. – Вообще поездил по Европе. Антикварные лавки завалены нашим добром, нашими иконами. Вешать негде, стоят в подсобках штабелями. Везут все кому не лень, думают, на Западе на иконы спрос. Наивные люди.
– В антикварных лавках продают дрова, не иконы, – Вербицкий открыл кейс и вытащил исписанный с двух сторон лист бумаги. – А я хочу предложить настоящий товар, эта коллекция станет гордостью любого собирателя, – он протянул бумагу Бернштейну. – Всего у моего приятеля более сотни икон, все в идеальном состоянии, что само по себе редкость. Здесь я записал самые ценные, с моей точки зрения.
– Посмотрим, Бернштейн нацепил на нос очки и включил лампу. – Любопытно. Действительно хорошая коллекция. Семь икон Спаса семнадцатого и восемнадцатого веков.
– Самый интересный Спас, это где Христос сидит на троне в охряных одеждах, а его фигура вписана в алый ромб, а ромб вписан в синий овал, который находится во внешнем квадрате. От Спаса во все стороны расходятся лучи, а на левом колене он держит раскрытое Евангелие. Затем «Спас Вседержатель», проще говоря, поясной портрет Христа. Затем «Спас Иммануил» оплечное изображение Христа в юношеском возрасте, у него нет ни бороды, ни длинных волос. Далее «Спас нерукотворный» – один только лик Христа без шеи и плеч, глаза смотрят вперед. Очень выразительная икона. По моей оценке, начало семнадцатого века. Далее идут Богородицы, но они более поздние. Где-то начало восемнадцатого века, – Вербицкий показал пальцем на нужные строчки – Вот Богородицы «Донская Божья матерь», «Ярославская», «Богоматерь Знамение», «Шуйская», «Страстная», «Богоматерь взыграния младенца».
– Ладно, не перечисляйте, Валера, – Бернштейн медленно водил пальцем по строчкам. – Тут целый поминальник.
– А это «Неопалимая Купина», – не слушал Вербицкий. – Сюжетная икона со многими действующими лицами. Далее идут иконы-праздники «Рождество» – волхвы идут на свет путеводной звезды. Бегство святого семейства в Египет. «Благовещение» – дева Мария держит в руках клубок ниток. «Успенье» – на первом плане мертвая Богородица, на втором Иисус поднимает её душу в виде младенца. «Крещение» – Христос и Иоанн Креститель стоят в водах Иордана. «Сретение» – нарисована церковь, и первосвященник Симеон принимает из рук Богоматери младенца. «Преображение» – Христос стоит, а к земле рядом с ним припали апостолы Петр, Яков и Иоанн. «Покров» – Богоматерь с покрывалом стоит на облаке. Далее, «Воскресенье или сошествие в ад» – это первая половина семнадцатого века. Редкая икона. Есть иконы деисусного чина…
