Тост прикрыл дверь, свободной рукой нащупал перила. Показалось, что пахнет табачным дымом. Он всмотрелся в темноту, кажется, где-то рядом, за спиной, послышался шорох. Но не успел обернуться, как двое оперативников в штатском скатились с верхней площадки, норовя повиснуть у него на спине, бросить на пол и подмять под себя.
Жора дважды выстрелил в темноту и кинулся вниз по лестнице. Он услышал громкий стон, звук падающего тела и подумал, что попал в западню – видно, менты специально начали возню в парадном подъезде, чтобы заставить его уйти этой дорогой.
Он бежал вниз, решая про себя, почему опера не стреляют ему вслед. И тут же раздались два выстрела, видно, предупредительные. Стреляли в потолок. На голову Тоста посыпалась штукатурка. Он ударился плечом в книжный шкаф, стоявший на ступенях, свалил его вниз и крепко ухватился за перила, чтобы не улететь в темноту.
На площадке между третьим и вторым этажом занял позицию старший лейтенант Саша Лебедев и еще один оперативник в штатском, молодой и перспективный кадр – как и Лебедев, большой специалист по рукопашному бою. Услышав выстрелы наверху, Саша понял, что Тост спускается, но применять оружие можно лишь в самом крайнем случае – Жора нужен следствию живым и здоровым.
Лебедев отдал короткий приказ напарнику: не стрелять, работать руками без оружия – и прижался спиной к стене. Как только Тост окажется на площадке, он собьет противника с ног, разоружит и, применив болевой прием, бросит на бетонный пол. Второй опер поможет заковать Жору в стальные браслеты.
Тост скатился вниз, как горная лавина, быстро и неожиданно. На бегу он сунул пистолет в карман, чтобы не выронить. Лебедев успел выставить вперед мощное плечо, пытаясь взять противника на прием. Но Жора на всей скорости ударил грудью в выставленное плечо, и Лебедев, отброшенный куда-то в темноту, сбитый с ног, грохнулся на спину. Он перевернулся через голову и полетел кубарем вниз, пересчитывая крутые ступеньки.
– Держи его! – заорал старлей.
Второй оперативник занял еще более неудачную позицию – посередине следующего лестничного марша. Тост, даже не снизив скорости, выбросил вперед ногу, нанес в грудь опера, вставшего на дороге, прямой удар, мощный и прицельный. Оперативник перевалился через лестничные перила и, полетев вниз, упал на ящик с пустыми бутылками.
Тост чуть замешкался перед дверью, вытащил ключ из заднего кармана штанов, открыл врезной замок, пулей вылетел наружу и рванул в темноту дальней подворотни наискосок, через двор.
Два оперативника в штатском, дежурившие внизу, кинулись следом. Первым бежал Девяткин, за ним – молодой полицейский, рванувший так, что ветер в ушах засвистел.
Жора, как на крыльях, пролетел подворотню, услышав топот ног, бросил взгляд за спину и подумал, что ментов вокруг слишком много. В ту же секунду он услышал выстрел.
– Стоять! – на бегу заорал оперативник. – Стой, тварь!
Свернув за угол, Тост оказался в другом темном дворе. Он снова оглянулся, отметил про себя, что опер попался шустрый и ему вряд ли удастся уйти. Дышится тяжело, и сердце стучит, как клапана старого дизеля. Не снижая хода, Жора вытащил из кармана пистолет, тормознул, резко развернулся и выстрелил три раза, не поднимая руки, от бедра. Он не видел своего оружия, но видел цель: темный человеческий силуэт на фоне горящего фонаря.
Первый выстрел мимо, второй и третий – в точку. На бегу оперативник выбросил вперед ногу, словно вдруг решил остановиться, но не смог. Нога подвернулась, он взмахнул руками, выронил пистолет и упал на грудь, проехавшись лицом по асфальту.
Тост кинулся дальше, завернул за угол и исчез в темноте. А Девяткин подбежал к раненому, упал на колени и перевернул оперативника на спину.
Одна пуля прошла навылет сквозь плечо. Девяткин разорвал рубашку, залитую кровью. Вторая пуля угодила в живот. Раненый глотал воздух, что-то шептал, но слова трудно было разобрать.
– Чего? – Девяткин наклонился ниже. – Не понимаю…
– Догони его, – прошептал опер.
– Я вернусь, – сказал Юрий, он никак не мог справиться с дыханием. – Я скоро. – Вскочил на ноги и помчался дальше.
Завернув за угол дома, Тост ринулся направо, но увидел в глубине забор из железных палок и запертые ворота. Огромный замок был обмотан ржавой цепью. Через это препятствие не переберешься. Пришлось повернуть обратно. Оставался один путь: через двор и дальше между домов.
Теперь впереди лежали метров шестьдесят дворовой территории, плоской и ровной. Тут Жора превратится в хорошую мишень, тут негде спрятаться от пули. Опасное место, которое надо преодолеть на максимальной скорости, а там, впереди, темнота следующего двора.
– Стой, Тост, мать твою! – крикнул Девяткин. – Стой, говорю!..
Это на хвосте по-прежнему висел мент, но на этот раз голос был слабым; значит, расстояние между Тостом и оперативником немаленькое. Можно уйти. Эта мысль подстегнула Жору, он перепрыгнул загородку детской площадки и побежал мимо качелей.
Девяткин понял, что еще пара секунд – и Тост пропадет из зоны видимости, закончится пространство, освещенное фонарями. А там – ищи его… Он остановился, сжал рукоятку пистолета двумя руками. До цели около ста метров, но цель в движении. Ладони, испачканные кровью, оказались скользкими, будто их намылили, и целик никак не хотел совмещаться с мушкой.
Не слыша за спиной никаких звуков, Жора подумал, что ушел от погони, и тут сухо щелкнул пистолетный выстрел. Правую ляжку обожгло, будто на нее кипятком плеснули. Выбросив вперед руки, Тост повалился на землю рядом с детской песочницей и мгновенно лишился чувств…
Ночью жара немного спала. Ранним утром Джейн вышла из душной комнаты на балкончик второго этажа, чтобы подышать воздухом. Солнце уже поднялось над вершинами холмов, которые напоминали огромных черепах. Внизу никого, только пропылила мимо пустая двухколесная арба, запряженная ослом, и по другой стороне улицы прошла женщина, закутанная в черный платок.
Послышался звук автомобильного двигателя, и «уазик» желтого цвета с надписью «милиция» на русском языке, не доехав до дома с балконом двадцати метров, остановился.
Из кабины выскочил водитель, молодой сержант в начищенных до блеска сапогах и фуражке, сдвинутой на затылок. Он что-то громко крикнул по-таджикски, открыл капот, из-под которого повалил пар, и стал ковыряться в моторе. За ними из салона вылез капитан милиции, плотный усатый мужчина, державший в руке автомат Калашникова. Капитан распахнул заднюю дверцу, что-то прокричал и отступил назад. С заднего сиденья, один за другим, высыпали мужчины, один – чернявый с темной жиденькой бородкой – явно из местных, другой, бритый наголо, кажется, русский. Оба плохо одеты, руки скованы стальными браслетами, а ботинки без шнурков.
Капитан навел автоматный ствол на пленников, что-то приказал им и передернул затвор автомата. Мужчины опустились на колени. Убедившись, что приказание выполнено, капитан повесил ремень автомата на плечо и шагнул к водителю, копавшемуся в моторе.
Джейн вышла из комнаты, спустилась на первый этаж, постучала в комнату хозяина и позвала его за собой. Чингиз поднялся вместе с ней на балкон и долго разглядывал машину, милиционеров и арестованных. Поймав взгляд капитана милиции, сорвал с головы папаху и яростно замахал ей, приветствуя главного блюстителя законности. Затем наклонился к Джейн и прошептал:
– На того, с бородой, внимания не обращайте – он обычный конокрад. А рядом парень в коричневом пиджаке, бритый. Видите?
– Вижу. Но я как раз хотела спросить: что происходит?
На балкон вслед за хозяином дома приплелся Садыков. Разглядывая улицу, он стал прислушиваться к разговору.
– Просто машина сломалась, – пояснил Чингиз. – Вы лучше посмотрите на того. – Чингиз показал пальцем на Радченко. – Верные люди говорят – это даже не человек, настоящий зверь. Дикое, кровожадное животное. Он в Душанбе столько людей поубивал… Пальцев на руках не хватит, чтобы показать. И стрелял,
