марку.
– С мобильным телефоном? – с надеждой спросил Кот.
– Мобильный телефон не отвечает, – покачала головой телефонистка. – Я трижды набирала. Соединяют с квартирой.
Поднявшись со стула, Костян выплюнул изжеванную спичку, плотно закрыл стеклянную дверь телефонной кабинки, снял трубку.
Голос Зинаиды Петровны, как обычно, оказался ровным и спокойным:
– Да, Константин, я вас узнала.
– Понимаете ли, у меня тут ситуация… Ну, короче, не совсем обычная, – пробормотал Кот. Он проклинал себя за то, что, имея в запасе вагон времени, даже не придумал, как складно соврать. – Одному клиенту потребовалось перегнать машину в другой город. Пришлось согласиться, работа срочная, а ему больше некого было попросить. И как назло мой мобильник сломался.
– Разумеется, сломался, – не дослушала Зинаида Петровна. – И работа срочная. Понимаю. Итак, что вы хотели, Константин? Я вас слушаю.
– Хотел узнать, как там Настя, – сказал Кот. – Хотел передать, чтобы она не волновалась за меня. В выходные обязательно позвоню. И все расскажу, все объясню. Она будет дома в выходные?
– Очень сомневаюсь, – Колесникова фыркнула. – Значит, вы не в курсе? Значит, это я должна вам все сказать?
– В курсе чего? – сердце защемило. – И что, собственно, вы должны мне сказать?
– Ну, Константин, мы взрослые люди, поэтому давайте поговорим начистоту, – в голосе Колесниковой прорезались металлические нотки. – Этот разговор давно пора начать, но теперь помогли обстоятельства. Есть повод. Нам с отцом звонил следователь прокуратуры, интересовался вами. Задавал всякие неприятные вопросы. Как вы познакомились с Настей? Давно ли встречаетесь? Что вас связывает: чувства или общие дела? Мы с мужем так и не поняли, что, собственно, произошло. Не спали всю ночь. На следующий день Владимир Николаевич поехал в прокуратуру, чтобы разобраться, что к чему.
– В прокуратуру? – переспросил Кот.
– Именно. То ли следователь не захотел объяснить все до конца, то ли мой муж слишком жалеет меня, чтобы сказать правду. Я поняла одно: вы замешаны в какой-то совершенно ужасной истории. Вас подозревают не только в угоне автомобиля. Не только…
– Но послушайте…
– Я не договорила. Вероятно, это и есть тот самый автомобиль, который вы сейчас куда-то перегоняете. Впрочем, не в этой машине дело. Вы совершили что-то страшное, непоправимое. Я – мать, и материнское сердце говорит мне, что вы ужасный человек. Способный на все. На подлость, на ложь, на предательство. Даже на…
– Все это не так, – сказал Кот. – Ну, не совсем так. Вы сгущаете краски. Это не ужасная история, это цепь трагических совпадений и недоразумений. Я постараюсь вам все объяснить. Не по телефону, разумеется, при встрече. Вы должны меня понять. Должны хотя бы выслушать.
– Ошибаетесь. Я ничего вам не должна. И на мое понимание, на мою жалость не рассчитывайте.
– Хорошо, тогда передайте Насте…
– В ближайшие выходные ее дома не будет, – снова перебила Колесникова. – И в следующие выходные тоже не будет. Так что понапрасну не обрывайте телефон. В последнее время у меня с дочерью складывались сложные отношения. Из-за вас. Я не хотела… Впрочем, что я говорю, вы все сами знаете. Не хотела, чтобы вы были рядом с Настей. Теперь у нее хватило ума послушать родителей. Настя уехала в Париж, как вы знаете, у нее открытая виза. И привета вам не передавала.
– То есть как уехала? Надолго?
– Думаю, что надолго. Возможно, навсегда. Она поживет там, пока не забудет вас совсем. Не вычеркнет из своего сердца. Она найдет достойного мужчину. Насколько я знаю, Настя хотела остаться во Франции. Что ж, пусть так и будет. Возможно, это даже к лучшему.
Минуту Кот молчал, переваривая эти новости.
– Вы слышите меня? – спросила Зинаида Николаевна. – Нас не разъединили?
– Я вас слышу. Можно узнать ее телефон в Париже?
Глупее вопроса нельзя было придумать. Костян поморщился, поняв, что брякнул очередную глупость. Телефон в Париже… Так его тебе и дали, губы раскатал. Это даже не смешно.
– Телефона я не знаю, а если узнаю, вам от этого пользы не будет, – неожиданно Зинаида Николаевна заговорила с напором и страстью. – Послушайте, Константин. У вас с Настей все равно ничего не вышло бы. Вы слишком разные люди. Она чистая, хорошая девушка. А вы… Если вы свою жизнь испачкали… испачкали грязью, не пытайтесь сделать того же с жизнью моей единственной дочери. Это все, о чем я вас прошу. И еще: не звоните сюда больше. Никогда. И не показывайтесь нам с Владимиром Николаевичем на глаза. В противном случае мы обратимся в милицию. Поняли меня?
– Понял, – вздохнул Костян. – Чего тут не понять?
В трубке запикали короткие гудки отбоя. Он повесил трубку, походкой паралитика вышел из кабинки, остановившись перед стойкой телефонистки, расплатился. Женщина, склонив голову набок, посмотрела на него то ли с интересом, то ли с жалостью. И не поймешь сразу. Кабинка стеклянная, на почте тихо, как в могиле. Телефонистка не подслушивала чужой разговор, но волей-неволей слышала все его реплики. Отсчитав сдачу, спросила:
– Что, неприятности? Не расстраивайтесь. Все пройдет.
– Если человека уже шарахнули кирпичом по балде, расстраиваться поздно. Потому что уже ничего не исправить.
