что ли на огороде копать? Наклевывается и другой вариант. Его грохнут, а в рапортах напишут, что попытка бегства удалась. В этом случае майора могут получить по выговору и лишиться премии в размере месячной зарплаты. Это не слишком большая потеря для человека, имеющего отношение к подпольной торговле оружием. Впрочем, какая разница, что напишут в тех казенных бумажках, которые прочитает лишь следователь прокуратуры и тюремное начальство.
– К тебе адвокат приходил, ну, из вашей компании некто Радченко, – нарушил молчание Задорожный. – О чем беседовали?
– Нам всего полчаса дали на разговоры, – вздохнул Элвис. – Мое дело перетирали. Как и что, кто свидетель, кто терпила… Что надо говорить следаку, о чем лучше молчать. Он хороший адвокат.
– Но гражданин из него, как из грязи пуля. У него теплое место в этой адвокатской шарашке. Отмазывает преступников, убийц, бандитов, снимает хороший навар. Денег много, а вот с совестью – никак. Между нами, гнида он. Падаль. Радченко тебе говорил, что мы с ним уже дважды встречались?
– Сказал только, что приходили офицеры из ФСБ, спрашивали про Бобрика, – ответил Элвис. – Но это все мне сейчас не в тему. Мне бы со свое дело расхлебать.
– Правильно, – кивнул Задорожный. – Прежде всего, надо о себе думать, а все остальное – пустое фраерство. Ну, и государственные интересы надо соблюсти. Это святое.
Элвису стало скучно до зевоты, когда собеседник в сто первый раз поминает государственные интересы, можно быть уверенным, что на уме у него интересы шкурные. Когда проезжали какой-то поселок или большую деревню, Столяров остановил тачку у длинного одноэтажного здания, похожего на телятник, над железным покосившимся козырьком вывеска «Универмаг». Минут через десять он вернулся с парой длинных капроновых шнурков, бросив их на заднее сидение, снова погнал машину. Задорожный, наблюдая, как Элвис скованными руками, мучаясь от боли в запястьях, продевает шнурки в дырочки, затягивает их на крючках, не предложил освободить руки от браслетов хоть.
Пропыхтев минут десять, Элвис так и не справился с первым ботинком. Он поднял взгляд на Задорожного, склонил голову набок и изобразил жалкую улыбку. Мол, что же ты… Видишь, как я мучаюсь. Задорожный вытащил из подплечной кобуры пистолет, выключив предохранитель, направил ствол в грудь Элвиса и предупредил:
– Только без глупостей. Мы тебе верим, но наручники снимать – это против всех правил. Вытяни руки.
Переложив пушку в левую ладонь, правой рукой достал ключи, расстегнул замки. Элвис, положив браслеты на сидение, долго массировал отечные запястья, пусть майор привыкнет, что без наручников их подопечный не опасен. Он тихий и предсказуемый человек, которому клеят убийства, которых он не совершал. Пусть эта мысль отложится, гвоздем застрянет в башке чекиста.
– Уберите пушку, – попросил Элвис. – Пожалуйста. Не выношу вида оружия еще с Чечни.
Задорожный, взвесив все шансы, сунул пистолет в кобуру. Он тяжелее Элвиса как минимум на двадцать кило, и в рукопашном бою не последний номер. Если завяжется борьба на заднем сидении, Столяров всегда успеет принять меры. Не спеша, Элвис зашнуровал ботинки и сам надел на себя браслеты.
Глава двадцать первая
В деревне Лядово чужаков явно недолюбливали. В первом же дворе, куда сунулся Бобрик, на него пригрозили спустить здоровенного сторожевого пса. Собака тявкала, обнажая длинные тупые клыки, рвалась с цепи, готовая сбить с ног названного гостя и вырвать ему горло. Еще несколько домов оказались на замках, до весны их обитатели подались в город. В ближнем к магазину срубе хозяйка, выйдя на порог и услышав «добрый день», вместо приветствия выплеснула под ноги Сашки, едва успевшего отскочить в сторону, ведро с помоями.
– Мы бродягам не подаем, – сказала баба.
– Но я не бродяга…
Женщина не слушала, вытерла руки о фартук и, выругавшись, скрылась в доме, громко хлопнув дверью. Еще около часа Бобрик болтался по двум деревенским улицам, переходил от дома к дома, от двора к двору. Хозяин одного из домов, выйдя на крыльцо, сказал, что краденых вещей в руки не возьмет.
– Это не краденые, – ответил Бобрик. – Мои.
– Ты на себя в зеркало посмотри, мазурик, – усмехнулся мужик. – Мои… Вот латаные портки на тебе – они твои. А все остальное… Может, на этой цепочке кровь человеческая.
Пообещал названному гостю сломать о его шею осиновый дрын, если еще раз появится поблизости, мужик погрозил Бобрику кулаком и пошел за дом колоть дрова. Уже потерявший всякую надежду Сашка, снова, уже другой улицей вышел к тому же сельпо, закрытому на замок, постоял у дверей, прикидывая, где он еще не был, и куда направить стопы. Но тут из-за угла магазина выплыла долговязая фигура парня, одетого не по-деревенски: цветастая куртка, джинсы, вместо резиновых сапог грязные кроссовки. Из кармана высовывалось горлышко бутылки с бумажной затычкой.
Шагнув к незнакомцу, Бобрик объявил, что на продажу есть несколько приличных вещей, а просит он сущие копейки. Парень сходу представился: Сергей, тверской хулиган. Здесь в деревне он, можно сказать, случайно оказался. Приехал, чтобы помочь родной тетке зарезать кое-какую живность и толкнуть мясо по сходной цене. Серега заявил, что часы и цепочка ему без надобности, а вот навороченный мобильник, он, пожалуй, взял бы. Не беда, что аккумулятор сел, у парня есть зарядное устройство.
– Свой телефон я неделю назад в райцентре пробухал, – сказал Сергей. – Все деньги от продажи двух свиней там оставил, перстень золотой, плюс мобильник. Умеют они в райцентре лохов причесывать. Только глазом моргнул, а уже на нуле. И еще сувенир привез: третьего дня с конца закапало. Сейчас трихопол горстями принимаю. Лечусь.
– Так ты берешь?
– Возьму, – кивнул малый. – Без мобилы я тут как опущенный. Только аппарат проверить надо.
Через десять минут Бобрик и Сергей оказались в натопленной избе, провонявшей кислой капустой. За печкой ворочалась и стонала какая-то женщина, по избе бродил отъевшийся черный кот. Подключив мобилу к зарядному устройству, Серега убедился, что трубка рабочая и долго выспрашивал, как пользоваться встроенным в телефон фотоаппаратом.
– Добрая мобила, – сказал он, поставил на стол бутылку и плошку с огурцами. – Только, братан, с
