духом и буквой закона.
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что Горчаков не имел никаких долгов, он оказался совершенно равнодушен к азартным играм. Только футбол по ящику смотрит и режется в шахматы со старым приятелем, но это не в счет. Поговаривали, что три года назад у Игоря Васильевича была интрижка с некой Татьяной Сергеевной, секретарем одного городского чиновника, женщиной весьма эффектной. Но романчик оказался вялым, создавалось впечатление, что любовная связь тяготила Татьяну и самого Горчакова. И кончилось все просто и прозаично. Татьяна Сергеевна выскочила замуж за владельца продуктового магазина «Славич», интимные встречи на нее квартире прекратились, а Горчаков, если и горевал по этому поводу, то недолго.
На какой же крючок можно подцепить такой редкостный экземпляр? Этот вопрос не давал покоя Диме Радченко ни днем, когда в следственном изоляторе он изучал материалы уголовного дела, ни ночью, когда, оставшись один в гостиничном номере, раскрывал детектив и, вытянувшись на вдовьей узкой коечке, пытался отвлечься от ежедневной рутины.
Шантаж тоже отпадает. Дорогие подарки, путешествия в экзотические страны за чужой счет – и это мимо. Что же остается? Вот если бы жена Виктория Ивановна серьезно заболела, и срочно понадобились деньги на дорогостоящую операцию и дальнейшее лечение. Но об этом можно не мечтать. Ту Викторию ни ломом, ни кирпичом не свалишь, здорова, как племенной бугай. Вот если бы на дочь Оксану напал хулиган, изнасиловал и почикал мордочку ножиком. Тут бы папаше судье всерьез пришлось задуматься над вопросом: где взять деньги на врача косметолога и психиатра. Но и это опять лишь мечты. Того хулигана и насильника, который бы залез на девку, да еще морду ей попортил, с фонарями не найдешь. От безысходности хоть сам ножик бери, дожидайся ночи и карауль девку в подворотне. Но в солидной адвокатской конторе такие методы работы не приветствовались.
Дважды в неделю, по вторникам и пятницам люди, выполнявшие поручения Радченко, собирались на съемной квартире, защищенной от прослушки.
– Неужели у вас ничего не появилось на этого судью? – с этого вопроса Радченко начинал каждый разговор. – Этот тип нужен мне позарез, без него я в глубокой заднице. Вы собрали на него груду бесполезных бумаг. Какая-то там интрижка с секретуткой. И та интрижка уже быльем поросла. По-вашему получается, что с этого кадра можно икону писать, а?
– Мы копаем, но пока все глухо, – за всех отвечал субъект по прозвищу Хобот, подполковник ФСБ в отставке, он слыл великим спецом по прослушке и наружному наблюдению. – Семьянин, честный, не растратчик. Нет долгов, нет собственности. Одни убеждения.
– Слушай, таких людей не бывает. У каждого рыло в пуху. А пятна есть и на солнце. А ваш объект – провинциальный судья, у которого наверняка найдется страшный скелет в шкафу.
– Он чист, как уши молодого поросенка.
– Не верю, – орал Радченко. – Кстати, в досье вы пишите, что Горчаков играет в шахматы. С кем именно он играет? Что собой представляет этот знакомый?
– Да какая разница с кем Горчаков переставляет фигуры? – Хобот не любил, когда его учит молокосос адвокат. – Какай-то там жалкий завхоз.
За неделю до начала первого судебного заседания Дима Радченко побывал в Москве, проторчав полтора чала в кабинете главы фирмы Виталия Ивановича Саморукова. Босс живо интересовался этим, на первый взгляд, рядовым уголовным делом, потому что человек, заключивший договор с его адвокатской конторой не просто клиент с мешком денег, он близкий друг Саморукова, хозяин дал слово: он сделает все, чтобы осужденный получил срок ниже низшего придела и, если немного повезет, вовсе избежал зоны. Но обстоятельства складывались так паршиво, что самые робкие надежды на смягчение приговора казались смелыми. И Саморуков начинал впадать в уныние и жалел о своих обещаниях.
– Дима, мы по долгу службы много времени посвящаем вранью. Давай будем честными хотя бы пять минут в сутки, – сказал он. – Пять минут – слишком много. Будем честными хотя бы две минуты. Я требую прямого ответа. Тебе не кажется, что дело выше твоей головы? А?
– Нет, – ответил Радченко.
– Сейчас у нас еще есть пространство для маневра, хоть и маленькое, но есть, – продолжал Саморуков. – По ходатайству обвиняемого, суд может поменять адвоката. Ефим Семенович Вельдман – специалист по уголовным делам, каких в Москве не найдешь. Я вижу, что ты зашиваешься, все из рук валится. Короче, предлагаю поставить на это дело нашего старого зубра. Ты молод, Дима, блестящая карьера еще впереди. Из тебя получится второй Плевако или бери выше. Дорастешь до моего уровня. Ха- ха… Шучу. Но это не твой шанс. Согласен?
– Разумеется, – кивнул Радченко. – Разумеется, не согласен. Категорически. То, что сделает на процессе Вельдман, сделаю и я. Не хуже его, а лучше. Кроме того, поставить именно меня на это дело просил ваш друг Михаил Адамович Демидов. Меня поставить, не Вельдмана. Мне остается только зацепить этого черта, судью. И тогда я гульну по масти.
– Не надо блатного фольклора, здесь не вокзальный пивняк, – нахмурился Саморуков. – Дочь Демидова Лариса влюблена в обвиняемого как кошка, ты это знаешь. Это она вынудила отца вступить в переговоры со мной и постараться вытащить с нар ее Костю Логинова. А ты – хороший знакомый дочери моего друга. Лариса почему-то очень высокого мнения о твоих профессиональных способностях. Хотя я этого мнения, увы, не разделяю.
– Но вы только что сказали: второй Плевако и все такое.
– Твои таланты еще раскроются. А пока у нас это гнилое дело, которое ты провалишь.
– Которое я выиграю, – возразил Радченко, подумал, что напрасно разбрасывается словами. Как бы потом не пришлось назад отыгрывать.
– И все-таки я решил поставить Вельдмана.
– Если вы так поступите, я тут же позвоню Ларисе Демидовой, – выпалил Радченко. – И завтра же на деле буду снова я.
– Блин, доконать ты меня решил, – покачал головой Саморуков. – Сейчас на тебя работает целый штат наших сотрудников. Они пасут судью, рассматривают его жизнь под микроскопом. Они работают с присяжными заседателями. На дело брошены большие силы и средства. Демидов оплатит все расходы, плюс взятки. Но, скорее всего, просто выбросит деньги на ветер. Теперь подумай: что станется с тобой? Сейчас у тебя хорошая квартира в Москве, банковский счет.
