Управляющий ввел нас в спальню. Тяжелые шторы закрывали окна, по широкому ложу были небрежно разбросаны подушки. Я поморщился: что это за воин, который спит на пуховиках и перинах? Если буду здесь жить, придется сменить обстановку.
Мэтт как будто прочитал мои мысли и рассмеялся:
— В этой комнате следует принимать дам.
А кто его знает. Может, я напрасно осудил бывшего владельца за пристрастие к неге и роскоши и именно так все и было?
Столовая мне понравилась больше. Она чем-то напоминала пиршественный зал в замке Мэтта, только там на стенах были закреплены свечи, а здесь висели картины. На столе стояли несколько бутылок. Граф подошел, повертел их в руках:
— Лучшие сорта. Герцог не поскупился. Барон, не угостишь друга?
Я вспыхнул:
— Хватит насмехаться, Мэтт. Ты же знаешь — по своей воле я никогда бы не покинул твой замок, да и вино твое не променял бы ни на какое другое.
Граф задумчиво посмотрел на меня:
— А я ведь еле сдержался, когда герцог начал тебя переманивать. А сейчас думаю: у меня ты и остался бы просто командиром отряда. А здесь скоро будут и положение и власть.
— Меня нисколько не привлекает ни первое, ни второе. Ты уже забыл? Я не только твой друг, но и брат.
К тому же хоть я и не сказал этого вслух, я все еще надеялся когда-нибудь выбраться из этого мира.
Управляющий разлил вино в кубки. На столе тут же появились закуски и фрукты. Мэтт поднял бокал:
— За самую прекрасную из дам — сеньориту Элину.
Мы выпили один бокал, второй… Я посмотрел на графа, на его задумчиво-мечтательный вид и решил не мешать влюбленному грезить о своей даме. Отошел к стене и стал рассматривать картины.
Я не был особым ценителем живописи, но одно из полотен приковало мой взгляд так, что я замер и долго не мог шевельнуться. На нем был изображен человек-конь. Могучий торс мужчины плавно переходил в такое же мощное тело гнедой лошади. Художник потрясающе сумел передать силу и стремительность этого чуда. У нас кентавров считают легендой. Неужели мифы столь схожи в разных мирах?
Мэтт с бокалом в руках приблизился ко мне. Его заинтересовала картина. Он долго разглядывал ее и ухмыльнулся:
— А ведь точно! Что-то похожее есть. — И пояснил: — Я про сеньориту Элину. Она сказала, что капитан стражи сравнил ее с кентавром. Ты бы видел ее на лошади! Действительно, кентавр. Только очень изящный и красивый. Она сшила платье точно в масть кобылы, а копна ее рыжих волос по цвету изумительно совпадает с гривой. Такое впечатление, что они одно целое.
Граф залпом осушил вино:
— Надеюсь, сеньор Марко больше не будет с ней ни о чем говорить. Так же как и видеть.
Я только вздохнул: опасно влюбляться в тридцать лет. Да еще в молоденькую девчонку. Я бы лично такого не хотел. А тут еще задето самолюбие избалованного вниманием дам графа. Он не привык, чтоб ему предпочитали кого-то другого. Кажется, охотник крепко попал в расставленную собственными руками ловушку. Мне было жаль друга, но помочь я ничем не мог. Ладно, мужик сильный. Разберется.
Тут мы услышали смех и голоса, и в столовую ввалилась толпа приезжих. Это оказались друзья Мэтта, многие из которых тренировались у меня.
— Мы узнали, что вы поехали осматривать поместье, — и за вами.
Кажется, гости были приятно удивлены, увидев батарею бутылок. Я вздохнул и на правах хозяина пригласил всех за стол. Повод действительно был. Новоселье следовало отметить.
Тосты звучали один за другим, вино полилось рекой. Я махнул рукой на свой сухой закон. В общем-то по сравнению с нашими водкой и самогоном местные вина были просто детскими напитками.
Через некоторое время за столом царило буйное веселье. Непрекращающийся мужской разговор щедро сдабривался историями и шуточками, обычными в обществе, где отсутствуют дамы. Один Мэтт выбивался из компании, мрачнея с каждым выпитым кубком. Он оживился лишь тогда, когда один из гостей предложил выпить за свадьбу прекрасной сеньориты Диррак и сеньора Рэйли. Я так и не понял, он был с ними близко знаком или просто закончились все подходящие тосты.
У Мэтта сразу же поднялось настроение.
— Вот за их свадьбу я выпью с огромным удовольствием. Скоро погуляем, господа…
Мы заночевали в особняке, а на следующий день стали собираться обратно.
— Ягр, у меня к тебе просьба, — неожиданно произнес Мэтт.
Я удивленно взглянул на графа:
— Какая?
— Подари мне картину.
— В чем вопрос. Забирай хоть все.
— Все мне не нужны, а вот эту заберу.
Граф бережно снял со стены полотно с кентавром. Я даже и подумать не мог, что его интересует живопись.
В замке нас ждало приглашение на свадьбу. Причем я был приглашен тоже. Вряд ли сеньору Марко приятно будет видеть там Мэтта. Но, наверное, не пригласить кузена герцога просто невозможно. Да и меня, после тех почестей, которыми осыпал героя последней битвы государь.
Вечером Мэтт перебирал драгоценности, а я сидел рядом. Граф полюбовался на изумруды:
— Их я когда-нибудь подарю Ли. Подойдут к цвету ее глаз.
Потом граф выбрал подарок для сеньориты Диррак. Подошел к картине с кентавром, стоящей у стены его кабинета:
— Я приказал мастеру заменить раму на более богатую. И хотел бы заказать подобный холст, изображающий сеньориту Элину.
Я хмыкнул:
— Такой же обнаженной, как этот?
Друг захохотал:
— Пожалуй. Только тогда я повешу картину в спальне, чтоб никто больше не увидел.
Я удивлялся, почему Мэтт проводит время в замке, а не умчался к своей рыжей. Друг ответил на не произнесенный вслух вопрос:
— До свадьбы сеньора Марко я к ней не поеду… Знаешь, Ягр, я бы на его месте никогда не променял Ли на сеньориту Диррак. Кто бы мне ни приказывал иное. Хоть герцог, хоть сам король.
— Ну Мэтт, ты говорил, девушка в него влюблена. А он, может, и не отвечает взаимностью.
— Уверен, он ее тоже любит. Такое видно сразу. Потому я и поспешил убрать его с дороги. Сам же я отступать не собираюсь.
На следующий день меня потянуло в лес. Очень захотелось увидеть страстную красавицу.
Я провел под деревом довольно много времени. Моей дамы не было. Что ж, может, у нее тоже свои дела. А может, просто использует извечную женскую хитрость: типа дольше помучаешься, сильнее будешь желать.
Подождав еще немного, я встал и направился к коню: видимо, свидание в этот раз не состоится. Но тут на поляну выехала моя дикарка. Спрыгнула на землю и подошла. Но, казалось, была полностью поглощена какими-то своими мыслями. Во всем ее облике чувствовалась нервозность и взволнованность.
Я прижал Мирейю к себе. Она резко отстранилась. Это удивило меня: обычно она более чем охотно отвечала на ласки. Я взглянул в ее глаза и поразился. В них было все: ликование, восторг, злость, обида, уязвленное самолюбие… Все, кроме любви.
Мне стало неуютно.
— Что с тобой? То ли ты безумно счастлива, то ли смертельно обижена.
Она громко рассмеялась и прижалась ко мне гибким змеиным движением:
