следующей неделе.
– Значит, все-таки есть денежки, да?..
Олег с болью посмотрел на бывшую жену. Принес деньги, заставил Марту пересчитать их. Потом Марта написала расписку.
– Олег…
– Да?
– Я, кажется, начинаю понимать тебя.
– О чем ты? – устало спросил тот.
– О том, кто ты такой. Почему все так произошло…
– Опять оскорбления?
– Нет, нет… – покачала головой Марта, пряча деньги во внутренний карман куртки. – Это скорее из области психологии.
– Нда?.. Интересно… – печально уронил тот.
– Ты ведь очень хороший человек. Действительно добрый, жалостливый… Ты не злодей.
Слабая улыбка появилась на губах Олега.
– Ты так создан, что способен любить только несчастных, нежных созданий, – продолжила Марта. – Я – не твой типаж, сам видишь. Во мне росту метр восемьдесят, и размер ноги, если ты помнишь, сорок первый… А Ксюша, она такая маленькая, трогательная, чуть что – в слезы. У тебя, наверное, сердце обмирает, когда ты на нее смотришь? И голос у нее, как небесные колокольчики… А у меня не голос, а иерихонская труба, как говорит мой нынешний начальник.
Олег опять улыбнулся.
– Одни любят маленьких. Другие – больших. Ну, и так далее… Неважно. У каждого свои пристрастия. Но ты, взрослый мужик, не понимаешь, что ли, что форма и содержание – разные вещи? – сурово спросила Марта. – Ты чем живешь? Каким местом? А-а, сердцем ты живешь! – Улыбка постепенно стала съезжать с лица Олега. – Нельзя обижать маленьких и слабых. Но и больших нельзя обижать! С чего ты взял, что Ксюша – слабое создание? Потому что у нее рост метр с кепкой и плачет она по любому поводу? Да она поганка, самая настоящая! Маленькая и ядовитая!
– Ксюша – святая! – дрожа, прошептал Олег. – Не смей ее оскорблять! Она ни о чем не знала!
– Ну как же, не знала!!! Теперь-то она знает?! Спокойно живет в моей квартире, канделябры на стены вешает!
– Она святая…
– Она вырожденка. Уродина. Ты на нее только посмотри…
– Не смей. Не смей о ней так говорить…
– Была б она святая, она бы катилась отсюда куда подальше, на съемной квартире жила бы… или в Рязань свою… Чего она тут делает, святая эта? Не тошно ей здесь? Не боится, что ее грехи ей еще аукнутся?.. Не боится за сына?
– Я тебя ненавижу, – сказал Олег, уже совершенно белый. – Ты чудовище, Марта. Убирайся! Я займу денег, я верну тебе все, я что угодно сделаю, лишь бы больше тебя не видеть!
– Уж постарайся. А то я в суд на тебя подам. Через суд здесь поселюсь. Вот веселье-то будет…
– Убирайся. Ты чудовище.
Марта вышла в коридор, едва передвигающий ноги Олег – за ней следом. Из глубины квартиры доносились горькие рыдания – плакали Ксюша и малютка Светозар, напуганные криками.
– Да, чудовище сейчас в Грязищи поедет… – сказала Марта. – А бедная Ксюша плачет! Хорошо устроилась. А ты дурак. Ты только жалеть умеешь, а думать головой – ни хрена не умеешь. Эмоциями одними живешь. Она – вырожденка: грудь куриная, ноги – как макаронины, голова – гидроцефальная, не обращал внимания?.. Она вообще на мартышку похожа. Такая же противная.
Марта выскочила из квартиры. Кажется, Олег хотел в последний момент ударить ее, но она ускользнула… На свежем воздухе Марта попыталась отдышаться. Она совершенно потеряла контроль над собой. Вела себя глупо. В конце концов, виноват Олег, а не Ксюша…
Самое удивительное, но пять лет назад Марта вела себя иначе. Молча ушла из собственной квартиры, ничего не стала требовать, никого не оскорбляла. Ее прорвало только теперь.
…Она вылезла из маршрутки поздно вечером, когда было уже темно. Низкие кособокие дома теснились в полумраке, лишь дорога была освещена. Черные ветви деревьев дрожали на ветру – они словно грозили Марте неведомыми бедами…
Марта думала о Ксюше. Именно о Ксюше. Это была даже не ненависть, а какое-то болезненное, исступленное пристрастие к Ксюше. Возможно, ревность, так и не утихшая с годами. Ведь пять лет прошло!
Нет, даже не пять, уже больше…
Восьмого марта, пять с половиной лет назад, Марте (как раз в ее день рождения) позвонил Олег и преподнес такой вот «сюрприз». Мы больше не муж с женой, от твоей квартиры гулькин нос тебе остался, я люблю Ксюшу, и у нас будет ребенок. Да, и прости меня – я виноват, трам-пам-пам, я буду перед богом отвечать, трам-пам-пам, но я так люблю Ксюшу, трам-пам-пам… И т. д. и т. п.
Марта подняла голову, вдохнула холодного осеннего воздуха. И улыбнулась. Она ненавидела и ревновала – и это значило только одно, что она была – живой!
И дело даже не в потерянной квартире… Тем более что Марта умудрилась на последний, запоздалый гонорар купить комнатку в Грязищах. Она не бомжевала, как некоторые. Дело было в Олеге. Олег позвонил Марте пять с половиной лет назад, восьмого марта, и разбил ей сердце. Лишил чувств.
И только сегодня Марта поняла, что она все-таки живая. Разбитое сердце по мановению волшебной палочки вдруг снова стало целым. Можно ненавидеть и любить. И жить. И умереть – рано или поздно. Ничего страшного…
Все хорошо. Все можно пережить. Все.
– Марта! – из темноты вынырнул Иван. – А я как раз иду к тебе… Я соскучился!
Он подбежал, обнял ее, принялся горячо целовать – словно год не видел.
– Ванька… Я тоже по тебе соскучилась! Ты где был?
– Секрет. Я тебе денег принес.
– Своровал?
– Ну тебя! Со счета снял, теперь меня, наверное, скоро вычислят.
– Враги?!
– Свои. Отчитываться придется, почему в бегах был… А с Горским так и не разобрался. Короче, еще одна просьба к тебе будет. Сделаешь, ладно?
– Без проблем! Потом обсудим…
Они вошли в дом. У Стаси на полную мощность орал телевизор. Она обожала рекламу. Нет, она не следовала тем советам, которые неслись с телеэкрана (у Стаськи и не хватило бы средств на покупку всех этих телевизоров, мобильников, стиральных порошков и лекарств, которые рекламировали!).
Стася заряжалась позитивом. Игрушечный, ненастоящий мир рекламы, где все улыбались, где любую проблему можно было легко решить – с помощью пива или шоколадного батончика… Вот что привлекало Стасю.
Иван заварил чаю под телевизионный ор за стеной.
– А у тебя как дела? – спросил он.
– Олег отдал пятьдесят тысяч. Остальное обещал на следующей неделе… Вань, ты знаешь, я их всех обругала.
– Хе… Другой кто на твоем месте их вообще убил бы. Ты еще мягко…
– Они считают меня чудовищем, – пожаловалась Марта.
– Они лицемеры. Я бы с ними разобрался! Можно?
– Нет. Мне почему-то жалко их сына. Вот не могу – жалко, и все. Они думают, что это я ему зла желаю! А я, наоборот, не хочу, чтобы ребенок нес ответственность за их грехи!
– Все, перестань, – Иван поцеловал ее. – Пусть бог разбирается, кто виноват, а кто нет… Нам и так хорошо, правда? Хотя ужасно хочется с этим твоим бывшим поговорить… – Иван сел на табурет, отхлебнул из кружки горячего чая, задумался. – Вот скажи, Марта… Ты уверена, что тогда все чисто прошло, с твоим
