– Надеюсь, Вера Петровна не выбросит мой подарок.
– Катенька, ну что ты такое говоришь...
– Шучу, Лаэртов, шучу!
– Да, ты помнишь «Песнь о вещем Олеге» – бессмертное творение Пушкина? – вдруг с интересом спросил он.
– Конечно, Толик. Не так давно Мика учил его наизусть – как же мне не помнить! А ты это к чему?
– Дело в том, Катенька, что Пушкин написал свое стихотворение по «Повести временных лет» – древнерусскому литературному памятнику. И есть сведения, что легенда о полководце и его коне восходит к исландским сагам!
Они прошли в комнату.
В этом доме Катя с Микой жили несколько лет, и он был ей почти родным. Почтенная мебель красного дерева, заваленный бумагами письменный стол, тяжелые темные гардины на окнах – Вера Петровна не терпела яркого света... «Моя разлюбезная свекровь, похоже, вампир», – не раз в разговоре с подругами иронично замечала Катя.
Тускло светил торшер с абажуром из желтого шелка.
– Настоящая профессорская квартира... – пробормотала Катя. – Чем будешь угощать, Лаэртов?..
– Минуточку... – тот поставил на журнальный столик бутылку кагора и блюдце с докторской колбасой. – Я, знаешь ли, ничего особого не успел приготовить...
– И правильно! – серьезно произнесла Катя. – Ни к чему нам объедаться.
– Ну да, – сконфузился Толик. – Мало ли что...
Катя, поджав ноги, сидела на мягком кожаном диване. Толик подал ей стакан с кагором, и они чокнулись.
– Все, как в старые времена... – вздохнул он, деликатно присев на свободный краешек. – Я, знаешь ли, до сих пор тебя вспоминаю. Тебя и Мишеньку. Зря ты его не привезла...
– Послушай, Лаэртов, ты ведь мог бы своих детей давно завести! – рассердилась Катя. – Почему ты не женишься?
– Да все как-то некогда...
– У меня гениальная мысль! Помнишь Зою? Ну, Зою Личутину... Она как раз развелась и теперь совершенно одна.
Но Толик не проявил никакого энтузиазма.
– А ты-то почему одна? – тихо спросил он. – Ты же... ты такая красивая, такая яркая... Ты – как солнце!
– О, Лаэртов, ты мне льстишь... – растроганно сказала Катя. – Но я вовсе не одна. У меня есть... есть человек, которого я очень люблю.
Толик быстро-быстро заморгал.
– Кто же он? – спросил еще тише.
– Он? Он тоже как солнце... Для меня, во всяком случае.
– Я желаю тебе счастья, – неожиданно заявил Лаэртов и пожал ей руку. – Значит, скоро свадьба?
– При чем тут свадьба? – недовольно произнесла Катя. – Господи, я и забыла, какой ты старомодный... Хотя да, свадьба будет – но еще очень не скоро.
– Надо проверить свои чувства?
– Нет, в своих чувствах мы не сомневаемся, – уверенно произнесла Катя. – Тут дело в другом. Алексей... его, кстати, зовут Алексей... так вот, он женат.
– Женат? – растерянно повторил Лаэртов.
– Да – и это препятствие. У него есть дочь... Ох, я уже устала всем повторять эту историю! Но ладно, тебе тоже расскажу... Так вот, Алексей собирается уйти из семьи, когда дочери исполнится восемнадцать. И тогда мы с ним...
– Катя! – с ужасом перебил ее бывший муж. – Опомнись!
– Что? – испугалась Катя. – Ты о чем? Послушай, я не понимаю...
– Катя, милая, я не могу поверить... Неужели ты способна на такое?!
– Лаэртов! – мгновенно завелась она, едва не пролив кагор. Толик поспешно взял у нее стакан из рук, чтобы не пострадал кожаный диван (Вера Петровна не пережила бы этого). – Ты что, на Луне живешь? Ты не слышал о таких вещах? Я уверена, в твоих исландских сагах тоже упоминаются эти... как их... адюльтеры.
Катя специально постаралась подобрать книжное слово – кажется, Лаэртову так будет проще понять ее.
– Что? – переспросил он. – А, ну да... Кстати, авторов исландских саг не интересовали переживания, обусловленные сексуальными отношениями, то есть романтические переживания... – Толик вдруг смущенно улыбнулся и поправил на носу очки. Когда дело касалось его работы, он мгновенно отвлекался от всего. – По-видимому, они не вызывали того сентиментального сочувствия, на которое рассчитывает автор всякого романа. И вообще – вокруг них не было никакого романтического ореола! Возьмем, например, известную «Сагу о Ньяле»: Гуннар был влюблен в Халльгерд, но его брак с ней древний автор назвал – «безрассудный брак по страсти», или, если более точно перевести источник, – брак «из похоти».
