– Катенька, возьми, пожалуйста, трубку, – по громкой связи прощебетала секретарша.
– Минутку, Людочка, я занята! Делаю срочный заказ!
Людочка в ответ проворчала что-то недовольно, но Кате было уже все равно.
Она с изумлением рассматривала лицо Григория Ганина, смотревшее на нее с экрана монитора, и никак не могла понять, почему он целых восемь лет является ведущим архитектором в каком-то дурацком «Мега- плюс». По Катиным расчетам, если Ганин и вернулся из своей Австралии, то сделал это не так давно.
– Восемь лет в Москве... – прошептала она ошеломленно. – Так что же... он вернулся, когда Мике не было еще четырех? Нет, он в архитектурном бюро работает только восемь лет, а вернуться мог еще раньше... И ни разу не позвонил мне!
Катя сначала никак не могла понять, что же именно ее так поразило.
Нет, не то, что она нашла Григория Ганина, отца своего ребенка (в конце концов, она не собиралась требовать с него алименты – они ей даром не нужны!), и не то, что Ганин уже минимум как восемь лет в Москве, где-то рядом... Дело было в другом: Григорий Ганин ни разу не позвонил ей за все это время!
Она, Катя, иногда вспоминала его, мысленно продолжала споры с ним, обличала его в эгоизме и прочих грехах... раздражалась и злилась от одной мысли о нем... кляла судьбу, которая связала их (если бы не Мика, давным-давно выкинула бы этого Ганина из головы!), радовалась, что они не вместе (можно представить тот ад, в котором они бы жили, если б не расстались!), а он...
А он, оказывается, и не вспоминал о ней!
Их роман был уже закончен – а она даже не подозревала об этом. Обидно!
И теперь, уставившись на экран монитора, Катя чувствовала себя очень странно. Ганин опять выставил ее дурочкой!
– Скотина... – едва не плача, с ненавистью прошептала она.
Внешне Григорий Ганин не так уж и сильно изменился за все эти годы. Сколько прошло со дня их последней встречи? Почти двенадцать лет...
Светлые прямые волосы, пожалуй, излишне длинные, зачесаны назад и заправлены за уши. Серые глаза, очень светлые, смотрят прямо и уверенно (просто-таки наглые глазищи!). Губы упрямо сжаты. Острый подбородок... Лицо злодея из голливудских триллеров.
Негодование и ненависть буквально распирали Катю.
Но неожиданно она почувствовала некоторое облегчение – она поняла, что в их вечной войне выигрывает она.
Потому что Григорий Ганин ничего не знает о Мике.
И никогда не узнает.
К разговору с Алексеем Катя готовилась очень долго.
Она не была уверена в том, что поступает правильно. Даже более того – интуиция подсказывала ей, что все разговоры на эту тему окажутся напрасными. Но таить в себе свои чувства она тоже не могла...
Что ж, если у Петренко встречаться нельзя, пусть Алексей приходит к ней домой. Сына она отправила к Алевтине Викторовне. Мика сопротивлялся всеми силами (у бабушки ему было невыносимо тоскливо), но Катя настояла на своем.
Алексей пришел в половине седьмого – веселый, с букетом роз, с праздничной улыбкой на лице.
– Я так соскучился! – сказал он, обняв Катю. – Ты одна?
– Одна.
– Отлично! Значит, мы можем ни в чем себя не стеснять... Устроим египетские ночи!
Он сбросил с себя дубленку, прямиком направился в спальню, бухнулся спиной на кровать и протянул к Кате руки:
– Иди ко мне! Иди же...
Катя замерла в нерешительности. С одной стороны, можно было с визгом прыгнуть к нему на кровать и устроить те самые «египетские ночи», которые не так уж и часто выпадали на их долю, но...
Сделав над собой усилие, она села на стул в некотором отдалении.
– Нам надо поговорить, – сказала она.
– Что-то случилось?
– Да.
– Что? – Он слегка переменился в лице. – Послушай, но мы уже давно решили... Никаких детей до тех пор, пока я не разберусь со своими делами!
– Я не беременна, если ты об этом, – сухо произнесла Катя.
– Фу ты... – вздохнул он с облегчением. – Напугала!..
Он устроился поудобнее, подперев голову рукой, и спросил уже совершенно другим, спокойным голосом:
– А о чем ты хотела поговорить, Катюша?
Он в этот момент показался Кате каким-то невероятным красавцем – с его темно-русыми волосами, ямочкой на подбородке, лепным абрисом губ, яркими карими глазами... Но это была не та слащавая, конфетная красота, от которой становится приторно, – а нечто иное, из-за чего гибнет женское сердце.
