– Меня – чего?!
– Эх, совсем плоха, видно... – заявила старуха. Потом, подумав, изрекла: – Не, без мужиков никак!
И повернулась к Вике спиной, собираясь идти за этими самыми «мужиками».
Вика задергалась, пытаясь встать. Как ни странно, но руки-ноги постепенно начинали подчиняться ей. Значит, она не парализована!
– Стойте! Не надо никого звать! – просипела Вика вслед старухе. – Я... я сама.
– Оно и правильно... – обрадовалась старуха. – Мужики вчера самогонку пили, сейчас их не добудесси, поди. А самогонку-то Макаровна гнала! Ее самогонку пить – последнее дело...
Вика кое-как встала, огляделась – в нескольких метрах от нее дымился полуобгорелый остов машины.
Прикоснулась ко лбу – на нем пульсировала гигантская шишка.
– Скажите, а как... все-таки... вызвать врача? У меня, кажется, сломаны ребра, рука... сотрясение мозга... отбиты все внутренние органы... перитонит... до завтра точно не доживу...
– Ну, это уж как бог решит... Не нам знать! – философски изрекла старуха.
Вика шла за своей новой знакомой и сама не понимала, как еще ноги ее держат. У нее было ощущение, что еще пять, десять минут – и она точно умрет.
Платье на ней обгорело, все видимые участки тела были покрыты ссадинами, а что внутри творилось, насколько там все было разбито-раздавлено – лучше и не думать...
Деревня производила удручающее впечатление – унылые покосившиеся домишки, пыльные деревца вдоль дороги.
На одном из домишек висела бледная, почти выцветшая надпись: «Больница».
– Так вон же... вон же больница! – держась за ноющий бок, простонала Вика.
– Ну да, была раньше больница, – согласно кивнула ее спутница. – Только давно очень. Когда наш колхоз передовым был. Колхоз-миллионер! А теперь в этой больнице только ветер гуляет. Эх, были раньше времена... – И старуха пустилась в пространные воспоминания. Но Вика ее не слушала.
За одним из заборов стояла пара – тощий мужчина и унылая немолодая женщина с огромным животом. Выставив вперед ладонь, Вика попыталась загородиться от их любопытных взглядов. И вдруг подумала: «Девятый месяц, тазовое предлежание». Тетка была на девятом месяце беременности, и плод внутри ее находился в неправильном положении – вот что возникло в гудящей Викиной головушке. «Дура! – тут же осадила она себя. – Я ж эту тетку не пальпировала, УЗИ не назначала, с чего придумала про тазовое предлежание?! У меня сотрясение мозга, это точно...»
– Здрасте! – крикнула старуха через забор, потом повернулась к Вике: – Митяй и жена его, Нинка. Митяй у нас справный мужик, не пьет. Вон, машина у него есть...
Позади Митяя стоял «Москвич-412», с замазанными пятнами ржавчины. И Митяй, и жена его Нинка таращились на Вику с простодушным, тупым удивлением.
Вика отвернулась.
У старухи был дом такой же старый, как и она сама. Перед домом росли яблони, чуть в стороне – ровные ряды грядок. Вика с отвращением посмотрела на торчащую из земли зелень...
Старуха помогла Вике взойти на покосившееся крыльцо, пустила внутрь. В доме царила полутьма и пахло как-то неприятно – чем-то кисловатым, затхлым, густым.
– Ложись-ка вот сюда... Глядишь, и оклемаешься. – Старуха подвела ее к низкому топчану, покрытому пестрой заштопанной тряпкой.
Вика покорно легла на топчан, сложила руки на груди. Перед глазами все кружилось.
– Я не боюсь... чего бояться? Я давно этого ждала... – едва слышно прошептала Вика. Она ждала свою смерть.
– Чего? – крикнула старуха, возясь у печи. – Чего сказала, что ли?
Вика вздохнула и произнесла громко, торжественно:
– Скажите, бабушка, а вы верите в загробную жизнь?
– Неча всяку ерунду думать... – фыркнула старуха. – Садись вот, покушай... – Она поставила на стол облезлую кастрюлю. – Как звать-то?
– Меня? Виктория. Вика...
– А меня бабкой Зиной кличут. И ты так обращайся. У нас просто, без церемониев... Иди сюда.
Вика застонала. А потом поднялась и села – из какого-то упрямства. Увидела свои вечерние туфельки – рваные, со сломанными каблуками.
Баба Зина принялась охотно вещать:
– ...Так вот – у нас, милая, дохторов уже лет двадцать нет. Без них обходимся... Недели через три, а может, боле – фершал приедет, который район объезжает... Но только в том случае, если «козлик» его не поломался. Вот о прошлом годе поломался – так целое лето мы этого фершала не видели!
– Какой еще козлик?.. – недовольно морщась, пробормотала Вика. Представила бородатого мужика в белом халате, верхом на козле. – Зачем? Почему ваш фельдшер не хочет пересесть хотя бы на лошадь?.. – И тут она вспомнила, что произошло на дороге. – Лошадь... Баба Зина! Я из-за лошади в дерево врезалась! – закричала Вика.
Старуха покачала головой:
– От беда... хотя чего там – жива, и радуйся теперьча! А лошадей у нас много – как-никак конезавод рядом...
– Конезавод?! – ужаснулась Вика. – Не-нет... Только не это!
– А что такое? – простодушно удивилась баба Зина. – У нас и коровы есть, и прочая живность! – Она наклонилась к Вике, всмотрелась в ее лицо маленькими карими глазами. – А я тебя, милая, сперва за внучку свою приняла...
– Какую внучку?
– Любашей ее зовут. Невестка писала, что машину Любаша себе купила недавно... Я как аварию углядела, сразу прибежала – не дай бог, думаю, Любаша моя в беду попала... – Старуха высморкалась в платок. – Хотя чего там, вряд ли я ее дождуся... Чего вам тут, молодым, делать?..
Вика с трудом доползла до стола. Баба Зина поставила перед ней миску картошки, кружку с молоком, отрезала большой кусок хлеба.
– Да ты покушай, милая... Ежели не приглядываться – ну прям вылитая Любаша!..
Баба Зина ласково провела по Викиной голове шершавой ладонью, цепляя волосы.
Вика заглянула в кастрюлю. От картофеля «в мундире» шел пар, на стенках кастрюли чернела накипь с вкраплениями песка. А хлеб лежал прямо на столе, по которому ползала муха. Молоко Вика не пила принципиально.
– А... а можно просто водички?
Старуха кивнула, зачерпнула кружкой воду из ведра возле двери.
Вика взяла кружку, принюхалась. Потом увидела какие-то мелкие включения, плавающие на поверхности воды.
– Кипяченая?.. – слабым голосом спросила Вика.
Баба Зина крякнула, стараясь сдержать свое возмущение. Ничего не сказала.
Вика, не в силах преодолеть своих привычек, отодвинула от себя кружку.
В этот момент на стол с трудом прыгнула старая кошка – с бельмом на глазу и плешивым боком. Вика отшатнулась, едва сдерживая ужас и отвращение.
– Лишай, лептоспироз, токсоплазмоз, боррелиоз, лимфоретикулез, парша, бешенство, глисты... – забормотала она, глядя в мертвый кошачий глаз.
– Молитву, что ль, читаешь? Читай, читай... А это кошка моя, Мурка. Ей пятнадцать годов уже. Ежели по человечьим меркам – так старше меня, верно, будет... Я так думаю – помрет скоро, уж больно плоха стала... Жалко! Хоть души у ей нет, а все равно жалко...
В распахнутое окно заглянула разбойничья физиономия – небритая, с подбитым глазом. Вика от неожиданности вскрикнула. Но мужик с разбойничьей физиономией не обратил на Вику никакого внимания.
– Ой, кто это?! – обернулась Вика к бабе Зине.
– Привет, баб Зин... – сказал мужик сиплым голосом. – Говорят, авария какая-то у леса случилась?
