Можно было успокоиться и отнестись к словам Вики как к предсказанию сумасшедшей, но Эмма была очень упрямой женщиной и почему-то она Вике поверила...
Так вот, Эмма отправилась к другому специалисту, и тот после небольшого исследования заявил – да, есть новообразование, очень маленькое. Сделали гистологию – опухоль была доброкачественной, но из тех, которые имеют свойство перерождаться.
Своевременная операция была максимально щадящей, и оттого внешность Эммы никак не пострадала. Все закончилось максимально благополучно.
Эмма время от времени вспоминала Вику – и ловила себя на мысли, что неплохо бы найти свою бывшую соперницу и поблагодарить ее. Нет, даже не поблагодарить, а сказать что-то такое, особенное... Например: «Ты спасла мне жизнь. Я теперь здоровый человек. Абсолютно здоровый!» Но Эмма почему-то чувствовала, что Вика и так знает, что она, Эмма, ей благодарна.
Поэтому Эмма поступила проще – она мысленно обратилась к Богу и попросила его, что если Вика вдруг сделает что-то неправильно, то пусть Бог не наказывает Вику, а накажет ее, Эмму. Она готова нести наказание за Вику. Любое. Как скажет...
Но то ли Вику не за что было наказывать, то ли Эммина просьба не была услышана... Словом, если заглядывать совсем уж в далекое будущее, то Эмма прожила очень, очень долгую и вполне счастливую жизнь.
У нее была своя фирма, она стала очень богатой женщиной, о ней писали в журналах, несколько раз показывали по телевидению...
С личной жизнью у Эммы тоже было все в порядке. Нет, она не вышла замуж, у нее было немного другое счастье. Ее любили. Ею восхищались. Их было довольно много, ее поклонников. Она часто смеялась. Ее потом вспоминали – с восторгом и тоской. У нее была столь бурная, столь яркая жизнь, что некоторые женщины, нашедшие свое счастье в тихой семейной гавани, даже ей завидовали.
О Клавдии Петровне
Клавдия Петровна Четыркина привезла своего внука Иннокентия в эту самую деревню, уже ни на что не надеясь.
– Сколько? Дорого, поди, берет? – спросила она у раскрашенной в пух и прах девицы (секретарши, что ли?), сидевшей в приемной.
– Ничего не берет, – равнодушно бросила девица, записывая данные Клавдии Петровны в толстый гроссбух. На халате девицы висел бейджик: «Варвара», написанный от руки.
– Совсем? – поразилась приезжая. Внук Иннокентий, мальчик пяти лет, сидел на деревянном стуле и сосредоточенно ковырял в носу. – Кеша, прекрати немедленно!
Кеша вздрогнул и опустил руку.
– Вот... – горестно воскликнула Клавдия Петровна. – Все слышит, а не говорит. Уж к кому мы его только не таскали... Такое мучение с этими детьми! Вы не представляете...
– Почему же, представляю, – сказала девица. – У самой сын есть. Егор. Помладше вашего, конечно... Егор Егорович. – Девица почему-то душераздирающе вздохнула. – Золотце мое! Сегодня, кстати, крестины. Приходите. Церковь отреставрировали, открыли, батюшку нам прислали... Все чин чином. Приходите.
– Может быть... – рассеянно кивнула Клавдия Петровна, а потом вернулась к интересовавшему ее вопросу: – А почему не берет?
– Нет, если дадут что-нибудь – продукты там, или вещи, или помощь какую, – очень даже берет...
– Вот, а вы говорите!
– Она себе почти не берет. Если чего лишнее – нам отдает. Тем и живы.
– Однако какой фанатизм! – уважительно прошептала Клавдия Петровна. – В святые, что ли, метит?
– Ну вас! – беззлобно огрызнулась девица. – Нормальная она женщина. Сами увидите. Медицинский заканчивает... Диплом у нее будет – все чин чином!
– Из потомственных?
– Что?
– Я говорю – из потомственных колдуний?
– Нет. Да и не колдунья она вовсе. И не зазывает никого специально... Сами едут.
– Ну да, ну да...
– В общем, так: часа через три приходите сюда. Она вас примет. А пока погуляйте, посмотрите... На крестины можете заглянуть. Потом, опять же, наше озеро... Вы слышали легенду?
– Какую легенду? Ой, нет, мне не до легенд... – Клавдия Петровна торопливо подхватила внука Иннокентия за руку, и они вышли на улицу.
У дороги вертелась на колышке привязанная коза. Внук Иннокентий потянулся к ней, но Клавдия Петровна вовремя успела его оттащить:
– Кеша, не смей!
Они пошли к озеру. Действительно, красивые места. Только вот портили вид какие-то деревянные конструкции и нелепые скульптуры, стоявшие на берегу. Возле них суетился народ – в основном мужики, богемного такого вида. Что-то тесали, рубили, вытачивали... Ну их!
Клавдия Петровна вспомнила: ах да, тут проходит фестиваль художественного творчества, понаехало отовсюду художников да скульпторов... Она видела репортаж накануне по телевизору и, помнится, даже удивилась: деревня-деревня, а туда же!
Погуляв по берегу, Клавдия Петровна отправилась с внуком Иннокентием к церкви. Там, у входа, уже стояли люди, судя по всему, местные.
– Абдурахман, а ты куда? Ты ж не наш! У тебя ж – Аллах!
– Палыч, не привязывайся...
– Бог одна. Одна. Имен у него много, но он одна! И я иду посмотреть, и мама мой... Мой мама, Венера Ицхаковна!
– Ну и ладно, ну и пусть! Чужих нету! Пущай!
– Вот, вырастила доченьку, принесла она в подоле...
– Зато внук какой!
– А куда зять-то усвистал?
– Не зять он, а самая настоящая сволочь! Кабы знал, что дите без отца растет...
– Может, помер он?
– Как же! Такие не мрут! Варька, ну где ты там?..
– Да иду я, иду... Ой, вы тоже пришли? Молодцы! Спасибо вам!
– Баб Зин, привет! Все цветешь?..
– А чё не цвести? Меня Вика каждый день навещает, руками над мной машет... Я ей грю – дай уж помереть спокойно! А она смеется – нет, ты, баб Зин, еще поживи...
Постепенно Клавдия Петровна разобралась в ситуации: Варвара (та самая, секретарша) родила ребенка без мужа. Где муж – неизвестно. Ее мать очень убивалась по этому поводу. Женщина властная, с характером – сразу видно. Дочь гуляет, а она – с внуком. С рук не спускает...
Абдурахман какой-то... Мать свою притащил зачем-то...
Тот, кого они называют Палычем, – алкаш. Типичный алкаш.
Интересно, а сколько лет той старухе? Бодрая, шустрая, глазки так и сверкают... Не-ет, в городе до таких лет не доживешь! И, главное, крепкая какая старушенция – небось ни одной болячки на свежем-то воздухе!
Далее все толпой повалили в церковь. Внутри все, конечно, красиво... Действительно, недавно реставрировать закончили – до сих пор краской пахнет.
Появились и художники – бородатые, чудные; девицы какие-то, поспешно платки себе на головы наверчивают...
Батюшка – молодой, серьезный, даже мрачный, начал обряд крещения. Егор (малыш лет двух – двух с половиной) вопил, пытался пнуть батюшку голой пяткой.
Внук Иннокентий очень серьезно за всем этим наблюдал.
Потом вышли на улицу. Клавдия Петровна оказалась рядом с молодым мужчиной. Кто-то пожал ему руку:
