Андрей.
– Да-а... И на фига ты этого Черткова терпишь?.. – Семенов осуждающе покосился на друга, потом принялся усердно резать стейк. – И на фига тебе вообще какие-то там компаньоны?!
– Вов, не надо... Сам знаю. Но что теперь делать?
Семенов крякнул, отодвинул тарелку и полез за портсигаром.
– Будешь?
Андрей отрицательно покачал головой.
Вокруг, за столиками, если прислушаться, тоже обсуждали деловые проблемы.
– У меня дружбан есть... в налоговой. – Семенов выпустил колечко дыма. – Если с умом подойти, то от твоего Черткова останутся рожки да ножки. У него ведь еще своя фирма есть? Лично его?..
– Вова, не надо, – покачал головой Андрей.
– Надо! – огрызнулся его бывший однокурсник. – Сели тебе все на шею! Твоего Черткова хорошенько потрясут – там, где только он один хозяин, и оставят от него рожки да ножки! Он будет вынужден продать за бесценок тебе свою половину вашего совместного бизнеса. Гениально, да? – Он помолчал, потом произнес уже другим тоном, более спокойным: – Ты слишком хороший человек, Андрюха... Слишком!
– Вова, не надо, – жалобно повторил Андрей.
– Надо! Я тебя, Андрюха, как принято выражаться, «с младых ногтей» знаю. – Семенов наклонился и продолжил тихо: – Таких, как ты, больше не существует. Тебя хоть сейчас – в президенты! Ни одна сволочь компромата не накопает... Потому что его нет и не может быть, компромата этого!..
– Перестань... – засмеялся Андрей. – Я же не ангел!
– Ты человек. Человек с большой буквы.
Оркестр, до того исполнявший нечто тягучее, заунывное, заиграл новую мелодию. Андрей с Семеновым повернулись к сцене, стали слушать.
«Я порядочный человек... – размышлял Андрей. – Он правду говорит – на мне все ездят. Но поскольку я порядочный, хороший человек, я не могу ему предложить прямо – Вова, а правда, натрави ты на этого дурака Черткова налоговую! Вот если бы налоговая как-нибудь сама наехала на Черткова, без моих просьб... Интересно, если б я сейчас попросил Вовку подключиться, стал бы он меня называть Человеком с большой буквы? Человек с большой буквы пакостей своим ближним не делает... Хотя они, ближние, вполне их заслуживают!»
– Ничего так играют, да? – пробормотал Семенов, пуская дым. – Только не смейся... мне вот с детства казалось, что все барабанщики – запойные. Этакие рубахи-парни... А те, кто играет на скрипочке, – скандалисты.
– Почему так?.. – засмеялся Андрей.
– Не знаю... А вот арфистки – дуры. И непременно истерички...
– А кто же тогда заслуживает уважения? – с интересом спросил Андрей.
В это время на сцене оркестр замолк, саксофонист стал играть соло – ярко, пронзительно.
– Да вон тот, на саксе... – кивнул в сторону сцены Семенов. – Если человек играет на саксе, то он настоящий мужик. И выпить умеет, и с бабами у него все в порядке, и не дурак... Ведь нельзя же представить, чтобы саксофонист дураком был?!
Андрей задумался, потом кивнул согласно:
– Действительно...
На Семенова подействовало выпитое – язык стал потихоньку заплетаться:
– Взять, например, Блин Клин... тьфу! Клин Блинтона... Билла Клинтона! Он ведь не на скрипочке, не на дудочке, не на гобое каком-нибудь там наяривал в свободное-то время... А на саксе! И его все уважали. Даже Монику ему простили! Потому что сакс... ну, я не знаю... сакс – это... Я не ты, умных слов мало знаю...
– Имиджевый инструмент.
– Во! Точно!!! – обрадовался Семенов. – Человек на саксе – хороший человек. Всегда!
Был поздний вечер, когда Вика наконец оказалась у себя дома.
Бледную, дрожащую, донельзя измученную, с синяком на скуле (ударилась о край раковины, когда потеряла сознание в туалете ресторана), Эмма довела ее до кровати. Помогла раздеться, уложила, укрыла одеялом – все сама, поскольку Нюра уже ушла – ее рабочий день давно закончился.
Вике было неприятно смотреть на холодное, ожесточенное лицо Эммы, которая возилась с ней, точно с инвалидом. Еще невыносимей было вспоминать сцену в ресторане. Сколько людей видело Викин позор!
«Хотя почему же позор, мне просто плохо стало... Любому может плохо стать, в любом месте. Никто не застрахован!»
Вика утешала себя, хотя точно знала, что никакого отека у нее не было. Равно как и прочих недугов. Она
– А мои покупки? – вдруг забеспокоилась Вика, заерзала под одеялом, которым укутала ее Эмма.
– Покупки в машине, машина в гараже. С ними ничего не случится. Завтра Нюра перенесет их.
– А скульптура? Медведь для Андрюши! Нюра его не сможет поднять!
– Славик этим займется. Тоже завтра.
– Я не хочу Славика...
– Хорошо, Славик отменяется. Я вызову грузчиков.
По интонации, с которой Эмма произнесла последнюю фразу, Вика поняла – та уже на взводе.
– Эмма, пожалуйста, не говорите ничего Андрею Владимировичу.
– Хорошо. Не буду.
– Вы идите, Эмма... Спасибо вам за все. Идите, идите. Который час?
– Половина двенадцатого, – металлическим голосом изрекла Эмма и вышла из комнаты.
Некоторое время Вика лежала неподвижно, вглядываясь в темноту. События сегодняшнего дня все еще вертелись в голове, вызывая мучительную тоску и стыд.
Затем Вике стало казаться, что она накупила много лишних вещей, которые никогда ей не понадобятся. Дело было даже не в потраченных деньгах, а в том, что все эти шмотки свидетельствовали о дурном вкусе Вики, позорили ее – самим фактом покупки. «Надо будет завтра тайком выкинуть то синее платье – оно просто безобразное... Ужас, ужас! И о чем я только думала?! Конечно, платье можно не выкидывать, а отдать Нюре... Но у Нюры пятьдесят шестой размер, и вообще...»
Потом Вика стала думать о медведе, и чем дальше, тем сомнительней казалось Вике это приобретение. Может быть, стоило посоветоваться с Эммой, прежде чем покупать медведя?..
«Но Эмма ненавидит меня. Это видно невооруженным взглядом. Так неприятно общаться с человеком, который испытывает к тебе ненависть... Сказать об этом Андрею, попросить его сменить помощницу?»
Ворочаясь с боку на бок, Вика принялась размышлять о том, почему Эмма ненавидит ее. А что, если Эмма – любовница Андрея?
Эта мысль настолько взволновала Вику, что она вскочила с кровати, включила свет и в ужасе помчалась к Андрею в кабинет.
Но Андрея еще не было.
Огромная, пустая квартира – Вика была в ней одна.
Вика обежала квартиру по периметру и вернулась в кабинет мужа. Села на черный кожаный диван, живописно раскинула вокруг себя складки белоснежного пеньюара. Белое на черном. Красиво, наверное... Жалко только, что тут нет зеркала и она не может видеть себя со стороны.
В этот момент в глубине квартиры щелкнул замок, потом негромко хлопнула дверь.
Через минуту в кабинет вошел Андрей.
– Не спишь? – удивился он. – А мы с Вовкой кутили...
Он бросил пиджак в кресло, потом резко развернулся.
– Господи, Вика, что это с тобой?..
– Что? – испугалась она.
– Ну вот это, на лице?
– А, это синяк.
– Тебя что, били? Что случилось? – Он сел рядом на диван, взял Вику за руку, со страхом и жалостью разглядывая ее лицо.