прочих равных. Да и вообще Андрей никаких покупок никогда самостоятельно не делал, переадресовывая все свои нужды помощнице. Но тут на него словно нашло...
Он стоял и озирался. Вокруг теснились пианино, в стеклянных витринах поблескивали лаком скрипки, громоздились пузатые барабаны... И пахло как-то по-особенному, волнующе.
– Как бы помочь? – К нему протискивался парень, явно из «продвинутой» молодежи – в каких-то немыслимых рваных штанах, сшитой из лоскутов кофте с бритой головой и весь утыканный пирсингом – на открытых участках кожи то здесь, то там поблескивали металлические заклепки. Словно дробью в парня стреляли!
– Меня интересуют саксофоны.
– Прошу... блин, не пройти! Саксофоны у нас в следующем зале.
Они остановились перед витриной с саксофонами.
– Скажите, а это вообще реально – научиться играть на таком инструменте? – сдержанно спросил Андрей.
– Как бы если есть возможности и желание, то и коза в состоянии баян освоить! – сострил «продвинутый».
– Ну, мне баян ни к чему! – сухо произнес Андрей. – А вот от саксофона не откажусь. Какую модель посоветуете?
«Продвинутый» моментально посерьезнел.
– Вот тут у нас несколько моделей... Объяснить, чем отличаются?
– Да уж, пожалуйста...
– Саксофон – это духовой инструмент. Есть сопрано-саксофоны, альт там, баритон или тенор- саксофоны. В общем, различаются размерами и, соответственно, высотой звучания. Вам побольше, поменьше? – простодушно спросил продавец.
Через некоторое время Андрей вышел из подвала, прижимая к груди большой футляр с саксофоном. Андрея не покидало чувство, что он совершает нечто странное, нелогичное...
Приехав в офис, сразу прошел в свой кабинет, достал саксофон из футляра, принялся с жадным любопытством разглядывать.
А потом, уже не в силах сдержаться, поднес инструмент к губам, дунул в мундштук, неловко нажав на какую-то кнопку. Раздался резкий, пронзительный звук.
– Ай! – завопила Эмма, в этот момент входившая в кабинет, и уронила папки, которые до того собиралась положить на стол босса. – О господи, Андрей! Простите... Андрей Владимирович! Что это такое?
– Это, Эмма, мое новое хобби. Хочу научиться играть на саксофоне. Как вы на это смотрите?
– Как... – растерялась Эмма. – Я... я с большим уважением отношусь к вашему хобби. По-моему, это будет чудесно, если ты... простите, если вы будете играть на этой штуке!
Она протянула руку и осторожно, кончиками пальцев, прикоснулась к блестящему боку саксофона. Тут же руку отдернула, словно поняла, что совершает нечто непозволительное, фамильярное, недопустимое.
– Ну, сначала надо еще научиться играть... – рассеянно заметил Андрей. – Вам задание, Эмма, – подыщите мне всю необходимую литературу.
– Самоучитель для игры на саксофоне? – Эмма достала записную книжку, одним движением черкнула в ней строчку. – А преподавателя найти?
– Я сам хочу разобраться. Преподавателя – потом. Если у меня ничего не получится... – Андрей покрутил в руках саксофон. – Надеюсь, Вика одобрит это мое увлечение...
Эмма едва заметно передернула плечами – словно ее укусил комар.
– Что такое? Вы сомневаетесь насчет Вики?
– Андрей Владимирович, я говорила вчера с Пелле. Вы же сами разрешили ему обсуждать со мной все вопросы, связанные с Викторией Павловной...
– Пелле, Пелле... Фамилия почти как у футболиста... Пеле, да не тот! И что наш Пелле?
– Да ничего хорошего! Просит вас лично зайти к нему.
– Да-да, обязательно! И тем не менее о чем шла речь? Есть какие-то улучшения?
Эмма достала очередной блокнот из кармана и принялась невозмутимо читать:
– «Эмоциональные и соматические нарушения, в числе дополнительных симптомов также присутствуют идеи самообвинения. Снижение энергичности, утрата интересов и удовольствия. Физическая активность снижена, возникают так называемые состояния ступора. Временами – приступы агрессивности, конфликтность, которая маскирует ненависть к самой себе. Ипохондрические бредовые идеи о заражении неким неизлечимым заболеванием...»
– Стоп-стоп-стоп... а если проще?
Эмма отложила блокнот в сторону.
– А если проще, у Виктории Павловны тяжелая депрессия, осложненная всевозможными фобиями. Причем в той стадии, которая требует лечения... гм... в специальном медицинском учреждении.
– В дурку ее, значит, пора класть... – растерянно пробормотал Андрей. – Послушайте, Эмма... глупый, конечно, вопрос, и запоздалый... Но вот вы лично, например, как думаете – стоит доверять этому Пелле?
– Герман Маркович Пелле – специалист высокой квалификации, у него лечатся многие известные люди, и, мне кажется, ему вполне можно доверять. Если бы он жуликом каким был, то не стал бы отказываться от Виктории Павловны. Делал бы вид, что лечит ее, а сам бы денежки из нас тянул... – нервно пробормотала Эмма. – Простите – из вас, Андрей Владимирович...
– Логично. Так, что еще Пелле говорит?
Эмма перевела дыхание и постаралась продолжить с прежней невозмутимостью:
– Виктории Павловне необходимо лечение антидепрессантами, нейролептиками, новокаином... словом, у меня тут целый список лекарств. Конечно, при этом будут кое-какие побочные эффекты...
– Ее обколют, и она превратится в овощ... – выдавил из себя Андрей.
– Если этого не сделать, то Виктория Павловна в любой момент может наложить на себя руки. Без госпитализации и серьезного лечения не обойтись.
– Она может наложить на себя руки?!
– Да. Пелле так и заявил – «очень сильны суицидальные настроения». И, знаете, это очень похоже на правду – я ведь довольно много времени провожу с вашей супругой, невольно приходится наблюдать...
– Суицидальные настроения! Ужасно... – Андрей закрыл глаза. Потом, не открывая глаз, раздраженно спросил: – А чем вызвана депрессия Виктории Павловны – доктор не сказал?
– Никаких видимых причин он не нашел. Возможно, какое-то органическое поражение мозга... генетика... возможно, была родовая травма, которая только сейчас дала о себе знать...
Андрей вертел в руках саксофон.
И потом, совершенно неожиданно для Эммы, произнес печально, но вполне спокойно:
– Моя жена – сумасшедшая. Что ж, придется нести этот крест. В понедельник положим Вику в больницу... Раньше никак не получится. Как говорится, доживем до понедельника...
Он снова попытался извлечь из саксофона какие-то звуки.
Эмма посмотрела на Андрея долгим, неподвижным взглядом. Она словно хотела сказать что-то, но не смогла.
– С вами все в порядке, Эмма?
– Если вам нужна моя помощь, Андрей Владимирович, то я всегда... в любое время...
– Спасибо. Вы настоящий друг, Эмма... – усмехнулся Андрей. – Вы свободны.
Эмма сидела в своем кабинете перед включенным монитором компьютера, но не могла пошевелить и пальцем. Все еще не могла прийти в себя после разговора с Андреем.
«Боже, как мужественно он воспринял это известие... Потом сказал: «Что ж, придется нести этот крест». Какой человек! Какой мужчина! Как самоотверженно возится с этой чокнутой, бросать ее не собирается, и вообще...»
Эмма знала своего босса, Андрея Владимировича Бортникова, уже много лет. Еще с тех времен, когда его звали Андрюшенькой, Андрюшей, Андрюшкой... С тех пор, как восемнадцатилетней девушкой поступила
