– Почему ты не хочешь рассказать мальчикам об их отце? – вдруг спросила я. – Ну хоть когда-нибудь ты им расскажешь?
– Когда-нибудь...
– Ты уверена? А вдруг не успеешь? В жизни всякое бывает... будешь тянуть до глубокой старости, а там и забудешь все, в приступе старческого маразма!
– Да ну тебя! – расхохоталась Инесса. – Какой еще маразм? – но потом внезапно стала серьезной. – От Николая Александровича осталось еще письмо. Письмо Глебу... о Борисе он так и не узнал. Когда Глебу исполнится восемнадцать, я отдам ему.
– Ты хорошо спрятала письмо? А что, если кто-нибудь найдет его раньше?
– Не найдет... Тебе я, пожалуй, скажу, где оно, – в среднем ящике моего стола, там все документы. – Она указала рукой на стоявший у окна дубовый секретер, бывший одновременно и подставкой компьютеру.
– Где все документы?! – ужаснулась я. – Нет, ты сумасшедшая... Ты бы хоть сейф какой-нибудь завела.
– У нас никто по столам не лазит, – надулась Инесса. – И стол закрыт на ключик...
– На ключик!
– Оленька, голубушка, ты все так близко к сердцу принимаешь... Письмо никто не найдет, потому что оно хоть и в ящике с документами, но не лежит с ними вперемешку, я приклеила его скотчем к обратной поверхности стола. Чтобы найти письмо, надо быть Штирлицем... Поверь – если нужно что-то скрыть от людских глаз, вовсе не обязательно прятать это в сейф, за семь замков...
– Сама ты любительница цитат...
– Шерлок Холмс был прав!
– А тебе... а тебе понравился Ник? – вдруг спросила я.
– Ник? Я не знаю... Что за девчоночий разговор! – нахмурилась Инесса. – Понравился, не понравился... Я слишком рациональный человек, чтобы верить в капитана Грея под алыми парусами!
– И ты... ты не отдашь ему медальон?
– Нет. Показать – покажу, я думаю, все, у кого остались какие-то вещи Николая Сергеевича, покажут их Нику, но отдавать... Медальон и все остальное принадлежит моим детям. Когда они узнают... а когда-нибудь дети узнают об этом точно, они не простят мне, что я так легко рассталась с вещами их отца.
– Да, дети важнее... – глубокомысленно пробормотала я. – Глебу тоже нужен портрет его предка.
– И Борису, – напомнила Инесса.
– Да, и Борису.
...Знаменательная встреча Америки с Россией была назначена на вечер следующего дня, а все утро и весь день были потрачены на то, чтобы привести дом в порядок. Соседи, вначале воспринявшие приезд Ника довольно спокойно, вернее – спокойно-сочувственно, вошли в раж – мыли полы, вытряхивали половики, начищали до блеска дверные ручки... все это напоминало анекдоты об армии, когда к приезду генерала красилась трава и зубной щеткой драился клозет. К сожалению, наш старый дом, чудо барачной архитектуры, уже ничем нельзя было освежить.
Тетушка и меня попыталась привлечь к общественным работам, но я под каким-то благовидным предлогом сумела скрыться из дома. Впрочем, я не права – в маленьком городке так мало событий, что приезд заморского гостя становится сенсацией, и нельзя не поддаться всеобщему ажиотажу... Инесса самоотверженно пылесосила портьеры.
Час я слушала службу в Успенском соборе Тишинска, потом зашла в библиотеку, а потом моя прогулка приобрела неожиданно драматичный характер. Когда на одной из улиц я увидела Вадима Петровича, то неприятно поразилась. Со дня его приезда все в моей жизни пошло наперекосяк, но я успела немного забыть о нем – тайна Инессы, явление Ника из Америки...
«Он не уехал в Москву, он не наложил на себя руки, – подумала я. – Чего ему здесь надо? Ах, если б земля могла разверзнуться под его ногами, и адский пламень...» (Я все еще была под впечатлением службы.)
– Девушка! – услышала я рядом чей-то голос. – Я вас знаю.
– А я вас – нет, – нетерпеливо ответила я человеку в черной «Волге», который притормозил рядом со мной. Впрочем, где-то я видела это синее от щетины лицо, но сейчас я была сосредоточена только на одном – по противоположной стороне улицы шел Вадим Петрович, и знакомая улыбка начинала искривлять его губы. Да, он меня заметил, и было уже поздно куда-то прятаться...
– Я – Автандил, – сказал человек в «Волге». – Я вас в Доме моды видел, на показе.
– Ах, Автандил... – вдруг вспомнила я, не отрывая взгляда от Вадима Петровича. – Вы жених дочки мэра? Но нас никто не знакомил...
– Да какая разница! – с досадой воскликнул жених Машеньки Соболевой и вылез из машины. На нем были черные брюки, черная рубашка и черная бейсболка – я повернулась к нему, и сердце мое сжалось от какого-то предчувствия – я вдруг подумала, что Автандил так просто от меня не отстанет. – Вы – Оля? Я точно знаю, что вы Оля, я о вас наводил справки...
Он говорил совершенно без акцента, и только его пристальный, тяжелый взгляд напоминал о том, что в его жилах течет южная кровь.
– Да, Оля, – с тоской подтвердила я. – А вам что надо?
Я некстати вспомнила о том, что он поссорился со своей невестой.
– Я хотел увидеть вас ближе, – мрачно произнес Автандил. – Вы очень похожи на Машку... просто шоу двойников какое-то. Это кто? Ваш знакомый?
