– Очень рада за вас! – многозначительно перегнулась через стол Молодцова, поднимая рюмку вверх. Она раскраснелась и была чрезвычайно оживлена.
– Мой дедушка был хасид, – обратился теперь уже к ней Виргиний. – Но мой отец современный человек, он женился на стопроцентной американке, и я тоже стопроцентный американец и не схожу с ума по вере, как мой дедушка. Я гражданин свободной страны, и мне все равно, какого вероисповедания будет моя девушка.
– За любовь! – подмигнула мне Молодцова.
– А вы, Оля, как относитесь к Америке? – обернулся ко мне Виргиний и как бы случайно положил руку на мое колено. – Вы знаете инглиш? О, даже если не знаете, это не имеет никакого значения – никакого! – потому что в нашем квартале все говорят по-русски, и даже газета выходит на русском языке...
– Виргиний, придержи коней, – добродушно обратился к нему Ник. – Четвертой волны не будет.
– Почему не будет? – насупился Виргиний. – И какой такой четвертой волны?
– Вы работаете секретарем у Ника? – спросила я, тоже как будто случайно скидывая его руку со своего колена.
– Временно, – сделал важное лицо Виргиний. – Это очень сложная, очень ответственная работа, но это неправильный перевод... Я не секретарь Ника, я его менеджер. У моего отца есть свой гешефт, свое дело в Бруклине – он занимается антиквариатом, и скоро его дело перейдет ко мне...
– Придержи коней! – ослепительно улыбаясь, опять обратился к нему Ник. – Оленька, мой секретарь чрезвычайно болтлив, он кому хочешь заморочит голову...
– Ну что вы! – вступилась за Виргиния Молодцова. – Он очень положительный молодой человек, и Оленьке не в тягость...
Ей хотелось свести нас – явно возрастная привычка к сводничеству, усугубленная уходом Акима Денисовича. Чем еще заняться бедной женщине, как не испортить жизнь другим людям?..
Я посмотрела на Инессу – она ответила мне ласковым, рассеянным взглядом и тут же снова повернулась к Нику, они что-то обсуждали вполголоса.
Странно они смотрелись рядом, странно и даже как-то нереально – потому что редко когда можно увидеть столь красивых людей вместе, разве что в кино. В голливудском кино.
Инесса была похожа на золотую статуэтку, она вся светилась мягким медовым блеском: волосы, ресницы, глаза, помада и румяна – все было золотистого оттенка, платье из тонкого трикотажа с металлическим желтым блеском, длинные ногти – словно пластины из драгоценного металла, так и хотелось прищуриться, чтобы разглядеть на каждом ноготке пробу высшей категории.
Она была слишком хороша для Тишинска, для этого дома, для этой гостиной, хотя и вполне приличной по здешним меркам, но первый раз ее присутствие здесь не показалось мне нелепым – рядом сидел Ник. Пара юных богов, спустившихся с Олимпа на землю...
– А кто Ник по профессии? – шепотом спросила я Виргиния.
– Что, вы не знаете? – удивился тот. – Как такое можно не знать... Ник – великий танцор, у него своя школа в Бруклине!
– Да, хорошо там, наверное, в этом Бруклине! – мечтательно протянула тетушка, все еще держа в руках полную рюмку, но тут же спохватилась, преисполнившись патриотизма: – Не хуже, чем у нас.
– Будет тебе, Виргиний, – усмехнулся Ник и так повел плечом, что сразу стало ясно, что к танцам он имеет самое прямое отношение. – Да, я танцую, и танцую неплохо, но до Большого театра мне еще далеко. А скажите-ка, мои новые русские друзья, не осталось ли от дедушки каких-нибудь фотографий?
– Да-да! Не осталось ли от него... – Виргиний сильно оживился, но Ник одним взглядом потушил его эмоции и вяло продолжил: – Я тоже храню фотографии моего дедушки, хотя он меня и не признавал... Он был хасид, а я даже шабад не признаю...
Я хотела спросить про обрезание, но вовремя промолчала.
– Осталось, – просипел Филипыч и, кряхтя, поднялся со стула. – Сейчас принесу. Степановна, у тебя тоже есть какое-то барахло...
– Да, этажерка у меня от Николая Александровича! – возбудилась Молодцова. – Идемте, голубчик, в мою комнату...
Виргиний хотел было отправиться вслед за Ником, но что-то его остановило.
– Это очень трогательно, – сказал он, надув губы, словно собираясь пустить слезу. – Встреча с прошлым и все такое...
Но остальные бросились за Ником – наверное, очень хотелось посмотреть, как тот будет реагировать на вещи покойного родственника.
Я осталась сидеть за столом – от двух рюмок «Джонни Уокера» у меня зашумело в голове.
– Ну и гадость это виски... – пробормотала я, с отвращением глядя на бутылку, стоявшую на столе. – Наш самогон и то лучше.
– Вы пьете самогон? – учтиво спросил Виргиний, придвигаясь ближе.
– Однажды удалось попробовать рюмочку... уж не помню, кто меня угостил, – сказала я, пытаясь на стуле отъехать от него подальше.
– Почему вы так неприступно держитесь? – обиделся Виргиний. – У вас есть бойфренд?
– Бойфренд? Нет, ничего подобного у меня нет...
– А-а, я таки догадался – вы просто русская девушка, которая недотрога и ведет себя целомудренно? – обрадовался Виргиний. – Я слышал о такой особенности женщин в России! Но меня не надо боятся, я с самыми серьезными намерениями!
